top of page

Это текст. Нажмите, чтобы отредактировать и добавить что-нибудь интересное.

Сергей Патаев

ЧЕРНЫЕ СЛЕЗЫ

Глава 10

От слов Калинина у Корнейчука на лбу выступила испарина. Он судорожно вздохнул. Свирепые рожи справа и слева исключали всякую возможность розыгрыша. Было видно, что эти люди способны на все. На понт его не брали, с ним говорили на полном серьезе. И вздумай они воплотить свои угрозы в жизнь никто бы не вступился. Во-первых, некому – в это время в ресторане просто никого не было, люди в ноябрьских кабаках собираются только под вечер. Во-вторых, не принято было на Диком Севере вмешиваться в чужие дела. Такой вмешальщик вполне мог лечь рядом. Поэтому рассчитывать на помощь извне было глупо.

 

Вызвать полицию он тоже не смог бы даже если бы и захотел – как только он потянется к телефону этот самый телефон у него тут же отнимут, в этом Корнейчук не сомневался. Подобными действиями он только усугубит свое положение. Расчитывать на то, что в полицию позвонит кто-то другой тоже не стоит – лишний геморрой никому не нужен. Никто не захочет потом таскаться по бесконечным допросам, судам, опознаниям. Да и от опознаваемых вполне можно будет перо в бок получить. Если в Москве еще встречались идеалисты, то в окруженных лагерями сибирских городах даже самый очкастый ботаник знал, что якшаться с ментами, стучать им, в том числе сообщать о совершаемых преступлениях, выступать свидетелем обвинения – это западло. Даже близкие такого не поймут, не говоря уже об окружающих. На Севере считалось, что настоящий мужчина с обидчиками должен разбираться сам или при помощи верных друзей. Или, на худой конец, всегда можно обратиться к блатным, которые разрулят ситуацию по понятиям, вывернув, правда, эти самые понятия в выгодную для себя сторону.

 

По этим и по многим другим причинам Святослав Максимович никогда бы не обратился в правоохранительные органы, хоть бы они оказались последней соломинкой для утопающего. Ментов Корнейчук боялся не меньше чем сидящих перед ним бандитов. Попади им в руки это кино его отправят в лагеря и на долго. А там ему за его художества мигом воздадут по заслугам. Учитывая возраст судьба петуха его, скорее всего, минует. Петухами все ж таки стараются делать молодежь, желательно смазливых и женоподобных парней, волею случая оказавшихся в местах не столь отдаленных. А его, старого пидараса, как выразился Калинин, просто забьют дырявыми кружками. Даже среди опущенных он был бы отверженным. Подобные «шалости» с детьми не прощают. Не потому что зэки такие высоконравные и благородные. Просто у многих из них на воле остаются дети, которых они по-своему любят, и им в страшном сне не хочется видеть, как их чад совращают такие вот пенсионеры-развратники.

 

Все эти мысли пронеслись в голове Святослава Максимовича буквально за одну секунду. В следующую секунду он уже попытался взять себя в руки и старался отвечать уверенно и веско.

 

-- Вы можете забрать только мою долю. Что касается доли Валиева, то ее забрать вы можете только у самого Валиева.

 

-- Кончай ваньку валять, -- прервал его Калинин. – Ты что тут быков тупоголовых перед собой видишь? Тебе рассказать, как эти акции – и твои, и его – перейдут к нам?

 

Корнейчук молчал. Он знал, как можно это провернуть, но не хотел давать своим шантажистам еще одну возможность поживиться. Если они действительно дружат с головой и хоть немного разбираются в хозяйственном праве – они смогут провернуть то что хотят. Если нет – тем хуже для них. Останутся с носом. Максимум, что им удастся отжать – это акции самого Святослава Максимовича. Акции Валиева при этом останутся целыми и невредимыми.

 

Но следующие слова огорчили Корнейчука. Он понял, что предводитель шантажистов знает о чем говорит.

 

Калинин улыбнулся во все тридцать два зуба и предъявил схему отжатия акций.

 

-- Есть очень интересное Общество с ограниченной ответственностью «Вациус», зарегистрированное в Тюмени. У него два учредителя – господа Корнейчук и Валиев, у обоих одинаковое участие в уставном капитале. То бишь пятьдесят на пятьдесят. Но этот самый уставный капитал сформирован не за счет денежных средств, а за счет акций «Хангаза». То есть, пять процентов твоих акций и столько же акций Валиева – это 100% уставного капитала «Вациуса». Соответственно, получая контроль над «Вациусом» -- мы получаем контроль над акциями, принадлежащими Вам обоим.

 

-- Вы сможете переписать на себя только мои акции, -- угрюмо повторил Корнейчук, уже зная, как собираются действовать эти бандиты. Ой, как он не хотел, чтобы события развивались подобным образом!

 

-- И твои, и Валиева. – поправил его Калинин. – Вместе с Ильдаром Нуриевичем Вы контролируете 10% «Хангаза», что дает Вам место в совете директоров. Одно место на двоих. Вдвоем Вы там заседать не можете, поэтому заседаешь только ты, Святослав Пидорасович. – Калинину доставляло удовольствие не только демонстрировать свои познания в хитросплетениях бизнеса, но и простое унижение уже поверженного соперника. – А от Валиева у тебя есть нотариальная доверенность, которая позволяет тебе не только голосовать акциями партнера, но и отчуждать их. Мы все знаем, дорогой. Копия этой доверенности у нас есть.

 

Плечи Корнейчука вздрогнули как от удара хлыстом. Он поднял глаза на своего мучителя, в них читались безысходность и страх.

 

-- Но Вы не оставляете мне никакого шанса выжить. Если Вы сделаете то, о чем говорите, и после этого оставите в живых, меня убьет Валиев. Он никогда не поверит, что я не соавтор увода акций. Он такой человек, он не простит. Он достанет меня из-под земли. И Вам не даст покоя.

 

Калинин заржал. Казалось, слова сургутского строителя его развеселили.

 

-- Ты за нас не беспокойся. И Валиевым нас не пугай. Мы пуганные. Таких, как твой Валиев, мы косяками ложили. Ты о себе лучше думай, старый пидор. С Валиевым мы сами разберемся. А ты, если все сделаешь как надо, сможешь валить на все четыре стороны. Нам нужны только акции «Хангаза», другие твои активы нас не интересуют. Как не нужна нам и твоя жизнь. Хотя если бы ты попался мне под руку тогда, когда я первый раз увидел твои приключения – я бы тебя на куски разорвал. Ты не представляешь, в каком я был состоянии, когда узнал какие твари ходят со мной по одной земле.

 

Вдруг правая рука Калинина оторвалась от стола и кулак врезался прямо в лицо Святослава Корнейчука. Он вскрикнул от неожиданности. Если бы его за плечи не поддерживали подручные московского «девелопера», он бы опрокинулся на пол вместе со стулом. Удар был сильным, но не на столько чтобы покалечить. Скорее он рассчитан был на дальнейшее унижение и слом жертвы.

 

В это время к их столу направлялся официант чтобы поинтересоваться не желают ли гости сделать заказ, но, увидев происходящее, ретировался на кухню. О том, что в зале происходит разборка, он, разумеется, никому не сообщил.

 

Калинин перегнулся через стол и, схватив Корнейчука за ворот свитера, двумя руками притянул к себе.

 

-- Не думай, что сможешь нас обмануть. Не вздумай хитрить. Мы все равно заберем эти акции, а ты, если будешь нам вредить, пожалеешь об этом. Мы будем тебя резать на куски, а то, что отрежем, разбросаем по тундре. Мы не убьем тебя. Для тебя это слишком легкое наказание. Есть у нас один хирург. Чечню прошел, контузию там получил. Он тебе руки ноги поотрезает, сделает культю сплошную. Цыганам тебя продадим, будешь у Матроны деньги зарабатывать (*35*). Будешь как кусок мяса – все будешь видеть, все слышать, но сам даже посрать сходить не сможешь. И мальчики будут перед тобой косяками ходить, но ты им больше не навредишь. Вот такое наказание тебя ждет, если будешь с нами игры играть. Я не шучу. Ты все понял?

 

Кровь капала из носа Корнейчука прямо на светлые брюки. Он смотрел в пол, боясь поднять глаза на своих мучителей. Ему не хватало смелости взять со стола салфетку чтобы вытереть лицо. На вопрос Калинина он лишь кивнул так и не подняв головы.

 

Слезы наворачивались на глаза – и от боли, и от обиды, и от страха. Огромным усилием он сдерживал себя чтобы не расплакаться. Его мучители этого не поймут, могут подумать, что он пытается таким образом обратить на себя внимание персонала ресторана чтобы те вмешались. От этого ему будет только хуже. Его могут прибить прямо здесь. Все мужское у Корнейчука давно улетучилось – еще в те времена, когда он первый раз попробовал мальчиков. Сейчас он был ни рыба, ни мясо, а просто комок страха. Слизь, которая была противна даже таким исчадиям ада как его мучители.

 

Поэтому всем остальным действиям Святослав Максимович уже не сопротивлялся и делал все, что от него требовали. Для начала ему кинули хлопчатобумажную салфетку, чтобы он вытер кровь с лица. Потом подняли и повели к выходу, при этом два мордоворота вели его под руки. Со стороны могло показаться что заботливые друзья ведут перебравшего друга домой.

 

На улице его посадили в «Приору» без номеров и машина умчалась куда-то в пригород. Вторая группа боевиков на джипе прикрывала отъезд подельников с пленником на предмет хвоста, ехала на некотором отдалении. Калинин находился во второй машине, зорко глядя по сторонам, но все было спокойно. За ними никто не ехал.

 

До заранее снятого, еще месяц назад, заброшенного зимой домика в садовом товариществе, доехали через полчаса и без приключений. Там их ждала третья группа боевиков. Эти люди станут тюремщиками Святослава Максимовича. Передав им сургутского бизнесмена и дав четкие инструкции Калинин со товарищи отбыли в город.

 

Тюремщики отвели Корнейчука в гараж, засунули в рот кляп и еще некоторое время попинали ногами. Били не сильно – покалечить или убить пленника в их планы не входило. Нужно было унизить, сломать морально. Устав избивать – притащили откуда-то большое ведро с дерьмом. Облили лежащего развратника фекалиями и мочой под дружный гогот остальных. Кто-то даже снимал экзекуцию на видео. После этого повели Корнейчука «в душ» -- вывели на улицу и, не снимая одежды, стали поливать из шланга водой. На улице было минус двадцать, и Корнейчук чуть не подхватил воспаление легких. Насморк и кашель плотно сопровождали его в плену.

 

И только после этого его впустили обратно в гараж, где приковали к трубе отопления, которую, правда, перед этим включили – иначе строитель из Сургута умер бы от переохлаждения. А умирать ему было нельзя. Нельзя пока не переписаны акции.

 

Дверь гаража захлопнулась с наружи. В гараже стало тихо. Свет мучители не выключили. Но он был тусклым, и рассмотреть при нем окружающую обстановку было все равно невозможно – только неясные тени.

 

Страх, боль, унижение, обида на судьбу – все это, наконец, смогло вырваться наружу без вероятности сурового наказания со стороны похитителей. И Корнейчук, наконец, дал волю накопившимся внутри чувствам. Насильник и развратник, искалечивший не одну детскую жизнь, расплакался от обиды, страха и боли как совсем недавно плакали по темным углам те, кого заставлял ублажать себя всесильный Святослав Максимович.

ПРИМЕЧАНИЯ к Главе 10

*35*. Имеется в виду московский Покровский ставропигиальный женский монастырь, где хранится икона Святой Матроны Московской, считающаяся чудотворной. Все подступы к монастырю оккупированы попрошайками, в том числе и людьми с различными степенями увечьями. Этот «бизнес» контролируется цыганскими преступниками, которые по всей стране разыскивают инвалидов, зачастую насильно заставляя заниматься попрошайничеством. По сути, речь идет об одной из форм современного рабства.

bottom of page