Это текст. Нажмите, чтобы отредактировать и добавить что-нибудь интересное.
Сергей Патаев
ЧЕРНЫЕ СЛЕЗЫ
ИНЫЕ
(Глава 31А)
Сатако сидел в клетке, как пойманный зверь. Клетка находилась в суде города Ноябрьска. На заседании председательствовал старый лысый боров с одутловатым лицом, страдающий одышкой – то ли по физиологическим причинам, то ли будучи в состоянии «после вчерашнего». Рядом были еще два заседателя – пожилые дамы бабушкинского возраста. Одна из них постоянно дремала, силясь не заснуть окончательно, и вскакивала всякий раз, когда судья покашливанием приводил горло в порядок перед очередным вопросом. Говорил судья непонятно. Начало фразы еще можно было уловить, но остаток терялся в одышке и его приходилось либо додумывать, либо переспрашивать. Последнее очень злило судью, особенно когда переспрашивал Сатако, а не назначенный ему по распределению защитник – молодая девушка, приходившаяся родственницей главе водоканала. Она была как китайский болванчик и почти на все вопросы, которые адресовывались не лично Сатако, отвечала неизменно и односложно:
-- Да, Ваша честь.
Все время до суда Сатако находился под подпиской о невыезде, а на самом суде его зачем-то посадили в металлическую клетку. Как в зоопарке. Наверное, для порядка. Или чтобы не убежал обратно в тайгу если приговор ему не понравится. Впрочем, если кто думает, что подписка о невыезде сильно стесняла передвижения Сатако, то он глубоко ошибается. То, что в административном устройстве называется «муниципальным образованием Городской Округ Ноябрьск», имеет площадь, сравнимую с площадью Эстонии или Молдовы. Из конца в конец «города», девяносто девять процентов территории которого занимают непроходимые таежные леса, еще нужно постараться добраться. Особенно по зимнику.
Сатако добросовестно отбывал подписку о невыезде в фактории всю зиму. Да и куда ему было выезжать? Зимой олени стояли в стойле. Это весной его стеснило бы данное обстоятельство. В эту же пору года он и так и так оставался бы дома.
Эх, если бы можно было повернуть время в спять! Он не поступил бы так глупо. Что за идиотская мысль тогда возникла у него в голове – положить пришельца на забор? Начитался, дурак, книжек людей с Большой Земли. И сам стал превращаться в одного из них. Он думал, что мучения поверженного врага (врага ли?) доставят ему удовольствие. Но этого не случилось. Он не испытал никакого облегчения или торжества когда распял Максима на заборе. Более того, позже, уже дома, он не мог уснуть. Его мучили угрызения совести. Одно дело надавать зарвавшемуся наглецу по соплям. Другое дело – обречь его, без сознания и сил, умирать долгой мучительной смертью на тридцати градусном морозе. Да и был ли Максим наглецом? Что именно Максим сделал такого, за что был избит Сатако до полусмерти?
Хасаво не слушал невнятное бормотание судьи. Его мысли были сейчас снова заняты именно этим вопросом. Сатако никогда не обманывал – ни других людей, ни самого себя. Если в тайге и тундре не быть честным перед самим собой – это прямой путь к погибели. Сколько его знакомых и незнакомых, особенно пришельцев, погибли, предавшись иллюзии, утешив себя собственными домыслами. Он, Сатако, не хотел пополнять их ряды. Поэтому он всегда четко осознавал, кто он, где он и с какой целью в этом месте находится. Трезвость ума всегда была отличительной чертой этого ненца. За это его любили близкие и уважали соседи.
Но в тот злополучный вечер духи лишили его трезвости. Они усыпили разум и верх над его поступками взяли эмоции. Возможно, это вмешался злой Бог людей с Большой Земли. Он мог вселиться в него когда он был в этом храме. Люди с Большой Земли любят убивать друг друга. С позволения своего же Бога. Они смакуют подробности этих убийств на страницах книг, которые читал Сатако. Потомки причисляют их к лику святых. Они превозносят царей, избивающих младенцев, оправдывая это иной необходимостью всего племени. Будь хасаво подконтрольный духам бескрайней северной тундры он никогда бы не поступил так как он тогда поступил. Он не стал бы издеваться над поверженным противником чтобы получить от этого удовольствие. А он именно пытался тогда получить удовольствие. Просто победить ему было мало. Точно их Бог в меня тогда вселился, однако. Так рассуждал Сатако, пытаясь понять мотивы своего превращения в зверя. И именно это рассуждение более менее укладывалось у него в голове, объясняя необъяснимое.
Но родные стены всегда помогают. Когда Сатако оказался дома, когда уснули его женщины, а он кутался в малицу, трезвость стала возвращаться. А вместе с ней и осознание содеянного. Бог людей с Большой Земли был силен в своем храме, но духи, которые жили в доме хасаво, где у них было свое си, были полновластными хозяевами этого места. Поэтому Бог пришельцев остался на крыльце, где перед ним захлопнулась дверь, прямо перед носом. В доме же духи набросились на Сатако, укоряя его в содеянном, напоминая ему, что он Человек, а не дикое необузданное животное. Хотя пришельцы хуже животных. Ни одно живое существо не убивает себе подобного ПРОСТО ТАК, не пытается получить наслаждения от его мучений. Ибо это противоречит самим законам природы, самому инстинкту самосохранения. Они, духи, стали толкать его, Сатако, не давая лежать на одном месте. Они подняли его и заставили идти и спасать распятого на заборе пришельца. Вместе с духами его спину сверлил укоряющий взгляд Николая Чудотворца – пожалуй, единственного соратника Бога людей с Большой Земли, который по непонятным причинам стал своим для хасаво.
Сатако давно так не бегал. Утопая в снегу, врезаясь в толщу снегопада, он прибежал к тому месту, где недавно распял на заборе молодого пришельца-врача. Но того уже там не было. Это несколько озадачило Сатако. Вокруг не было никаких следов. В Библии хасаво читал о сыне Бога, которого Бог после того, как его также беспричинно распяли на кресте, забрал к себе на небеса. Сатако озадаченно задрал голову, как будто мог увидеть улетающего ввысь Максима. Но ничего не разглядел. Час назад начался сильный снегопад и снег застилал глаза. Хасаво огляделся по сторонам. Следов также никаких не было. Снегопад был достаточно сильным, снег валил сплошной стеной, и следы были заметены. Даже его следов, как он прибежал из дома, уже не было видно. Но то, что Максим был не в состоянии уйти самостоятельно, Сатако был уверен на все сто.
«Значит, его забрал к себе Бог-отец», -- пришел он к заключению. Значит, в Библии пишут правду – Бог людей с Большой Земли действительно может вознести на небеса любого. Особенно невинно обиженного. Надо будет зарезать оленя и накормить свежим мясом Николая Чудотворца». Хасаво верили, что этот святой является их заступником перед Богом пришельцев. И чтобы этот всемогущий и непонятный Бог не разгневался на него и его семью нужно было его задобрить. Так рассуждал Сатако, возвращаясь домой, медленно продираясь сквозь стену снегопада.
Он не мог знать, что в тот вечер Максиму неслыханно повезло. Была ли в этом везении заслуга его Бога – непонятно. Возможно, да, была. Он был без сознания и непременно умер бы от обморожения, пролежи он на этом заборе хотя бы час. Но судьба оказалась благосклонна к молодому человеку. Видно, он еще не успел выполнить своего предназначения. Следом за Сатако и его семейством шла Нина-Дай-На-Пиво. Это на ее заборе был распят Максим. Она поначалу не могла понять, как он оказался в таком неудобном положении. Но капли крови на снегу, следы множества ног, примятый снег не оставляли никаких сомнений. Была драка. Пришелец был сильно избит и потом кто-то закинул его на забор, уложив спиной на ребра забора. Будь забор остроконечным молодой пришелец умирал бы сейчас от мучительной смерти, все глубже, как мясо на шампур, нанизываясь на колья. Сейчас же ему угрожало только обморожение.
Нина-Дай-На-Пиво не растерялась. Она вообще была очень бойкой и сообразительной женщиной. А ведение хозяйства без мужчины сделало ее еще и физически сильной. Этакий бабомужик. Но при этом, как и все ненцы, она была отзывчивая и без раздумий готова была прийти на помощь любому попавшему в беду, не делая разницы между своими и чужими. Она ловко стащила Максима с забора и поволокла в дом, таща его за рукава. Пришелец не издавал не единого звука. За ними оставался след на снегу как будто кто-то тащил мешок с картошкой, не в силах взвалить его на плечо, да еще ниточка крови. Но буквально сразу как только Нина-Дай-На-Пиво втащила Максима в свой дом и захлопнула за ним дверь, тут же с неба повалил снег. Да такой, что через десять минут и следов драки не осталось. Все было заметено – и следы ног, и кровь, и даже натоптанная дорога между домами, которую факторяне именовали проспектом. Наверное, Бог пришельцев, опасаясь, что Сатако придет добивать поверженного врага, сделал все, чтобы он его не нашел. И Сатако не смог таки его найти, когда через какое-то время вернулся на место экзекуции. Только искал он его не для того чтобы добить, а для того чтобы спасти. Но Бог людей с Большой Земли, выселившись из сердца хасаво перед его домом, решил, видимо, не рисковать и уберечь своего человека от необузданного ненца. Или, наоборот, зная, что хасаво замучает совесть и он прибежит спасать оставленного на верную гибель, решил помучить его, Сатако, неизвестностью.
Максим пришел в себя на следующее же утро. Нина-Дай-На-Пиво отпоила его отваром из трав, с ложечки покормила грибным супом. Он был слишком слаб чтобы вставать. Нина-Дай-На-Пиво только цокала языком, когда осматривала тело молодого человека. Грудь была сплошным синяком. Ребра под кожей выпирали в четырех местах, грозя прорвать плоть. Все они были сломаны. Максим с трудом открывал рот – челюсть тоже была сломана. Он не мог пережевывать пищу, поэтому его приходилось кормить с ложечки. Но и глотать ему было больно. Он морщился при каждом глотке.
Судя по всему, Максим ничего не видел. Глаза заплыли от крови и он не мог их разлепить. Нина-Дай-На-Пиво попыталась ему промыть глаза влажной тряпкой, но Максим заорал как раненный зверь. Она в ужасе отшатнулась от него. Она поняла, что прикосновение к глазам доставляет ему боль. И решила к ним не притрагиваться.
У Нины-Дай-На-Пиво были какие-то бинты, ватки, йод, зеленка, но этого явно было недостаточно, чтобы вылечить покалеченного человека. Как бы она ни старалась она не сможет ему срастить кости и снять боль с глаз. Она гнала от себя эти мысли, но ей нравилось заботиться об этом попавшем в беду молодом человеке. Ей так не хватало мужчины! В глубине души она хотела чтобы он на всегда остался рядом, пускай и в таком покалеченном и жалком состоянии. А она бы заботилась о нем – кормила бы его с ложечки, обтирала бы его, мыла, гладила… Нина-Дай-На-Пиво сама не понимала, чего ей больше не хватало – мужчины или ребенка.
Эти непонятные мысли смутили женщину-хасаво. Как и все ее соотечественники, она отличалась трезвостью ума и логичностью мышления. Она понимала, что останься Максим у нее ему будет только хуже. Она не сможет его выходить. Ненца смогла бы, а человека с Большой Земли – нет. Они какие-то все хрупкие, как фарфоровые игрушки. И если отвар из трав поднимал ненца на ноги после тяжелого ранения, то пришелец мог вообще захиреть.
«Это не мой мужчина, -- печально подумала Нина-Дай-На-Пиво за мгновение перед тем как приняла решение. Она, бросив быстрый взгляд на уснувшего Максима, на скоро оделась и, застегиваясь на ходу, выскочила из дома.
«Только бы они не уехали!»
На ее счастье и счастье раненного, батюшка и его поподья все еще были в фактории. Но Нина-Дай-На-Пиво застала их буквально в последний момент. «КАМАЗ» с вахтовой будкой шумом работающего двигателя нарушал глушащую таежную тишину. Поподья заваривала чай в будке ожидая отца Афанасия, который что-то забыл в доме и поэтому вернулся. Сбиваясь и тараторя, Нина-Дай-На-Пиво рассказала о своем госте, о его тяжелых ранах. Поподья заохала, отец Афанасий запричитал и закрестился. Конечно, они заберут его с собой. Он ведь пришелец – такой же как и они.
«КАМАЗ» притормозил у дома Нины-Дай-На-Пиво, водитель вместе с соседями осторожно погрузили Максима в будку, ремнями привязав к одной из раскладывающихся коек. И машина, тяжело пробираясь через сугробы снега, которые замели дорогу, медленно двинулся в город. А Нина-Дай-На-Пиво снова осталась одна. Очередной мужчина, появившийся в ее доме и в ее жизни, оказался очередным не ее мужчиной.
А через неделю в факторию прилетел вертолет, и вся фактория узнала подробности трагедии. На этом вертолете прибыл следователь с нарядом полиции и участковым. Они забрали с собой Сатако и Нину-Дай-На-Пиво и улетели обратно в Ноябрьск. А по фактории пополз слух, что Сатако с Ниной-Дай-На-Пиво ограбили и убили врача-практиканта. Правда, через неделю Нина-Дай-На-Пиво вернулась обратно с попутным вездеходом и рассказала, как было дело на самом деле. Вся фактория собралась у нее в доме и слушала, как Сатако избивал Максима, как Сатако водили по кабинетам в наручниках, как она затаскивала Максима и выхаживала его. Хасаво неодобрительно качали головой когда узнали что в Ноябрьске по факту причинения тяжких телесных повреждений возбуждено уголовное дело, по которому Сатако обвиняемый, а она – свидетель. Но Нина-Дай-На-Пиво поспешила заверить соотечественников, что не она сообщила в полицию, а отец Афанасий.
Узнав, что мужа держат в тюрьме, Еля расплакалась. Она также была в доме у Нины-Дай-На-Пиво. Ей нечего было стесняться. Хоть избиение и произошло у нее на глазах, но она твердо стояла на стороне мужа. Сочувственные взгляды обращались на молодую женшину со спящим ребенком на руках. Нет, никто не осуждал ни ее, ни Сатако. Соседи и родственники – все близкие люди. И все придерживались одного мнения: пришелец сам виноват. Виноват уже только потому что приехал на землю хасаво, стал терзать ее. Они не в силах были дать им отпор. Им пришлось подчинится и терпеть все эти бесчинства, все это насилие над тундрой и ее обитателями. Все терпели, но все их ненавидели. В большей или меньшей степени. В этот раз сорвался Сатако, в следующий раз такое может произойти с любым из них. Поэтому пока Сатако будет за решеткой его семье будут помогать. Их стадо будут выпасать родственники, по хозяйству помогут соседи. Но все равно они не заменят Сатако. А Еля будет его ждать столько сколько нужно.
Впрочем, долго ждать не пришлось. Сатако появился в фактории еще через неделю. Причем прилетел на том же вертолете, что и улетал. Только на этот раз его сопровождающими были участковый Чигирь и хозяин бойни азербайджанец Байрам. Сатако встречали как народного героя, вернувшегося из плена. Его свиту – или скорее конвой – буравили недовольными взглядами. Ни Чигиря, который славился на всю округу поборами и крышеванием лесных самогонщиков (*157*), ни Байрама, который давал самую низкую цену, да и причитающиеся деньги задерживал месяцами, никто не любил. Сдавали мясо Байраму только от безысходности либо тогда, когда не получалось получить форму 1 (*158*). Иначе сдавали другим.
Сатако дали увидеться с женой, но после этого ноябрьский дуэт занялся тем за чем они сюда и прилетели. Байрам живо интересовался поголовьем Сатако. Чигирь следил чтобы во время осмотра оленей им никто не мешал. Перекупщик остался доволен увиденным. Цену, как и ожидалось, он дал ниже низшего. Сатако ничего не оставалось делать как согласиться. Торг был неуместен. В случае несогласия хасаво возвращался в город и оказывался в изоляторе временного содержания. А пострадавший бы настаивал на своем первоначальном заявлении – нападении. Чигирь же добавлял – с целью разбойного нападения. А так – просто драка с нанесением менее тяжких телесных повреждений. И хоть на самом деле Максим лежал сейчас в больнице с тяжкими повреждениями, он поддался на уговоры Чигиря о денежной компенсации со стороны обидчика. У него отслоилась сетчатка на левом глазу и врачи сомневались будет ли он им видеть вообще, но три миллиона рублей, которые посулил ему участковый, выступивший в роли решалы, перебороли желание справедливого возмездия в рамках, установленных законом. На эти деньги молодой врач-практикант мог купить в Подмосковье двушку. С его зарплатой перспектив на такую покупку не было.
Далее Чигирь объявил условия Сатако, но цена решения вопроса увеличилась до шести миллионов. Двести тысяч долларов. Хасаво сидел уже несколько дней в изоляторе временного содержания и ему там совсем не нравилось. Невкусная еда, непонятные соседи, от которых пахло мерзостью и помойкой, злые надзиратели. Ему нечего здесь делать. Такого же мнения придерживался и Чигирь. Он взялся уладить все проблемы, связанные с заявлением Максима, и методично склонял Сатако к продаже стада для выплаты компенсации пострадавшему. Иначе – тюрьма на десять лет. Кто будет смотреть за стадом? Что станет с его семьей? И Сатако сломался. Он соглашался с тяжелым сердцем. Каждый олень для него – что родной, и расставаться с ним – что расставаться с любимым членом семьи.
Далее Чигирь привлек Байрама к решению данного вопроса. Участковый покровительствовал этому нечистоплотному дельцу и прекрасно знал как тот ведет дела.
-- Только давай без твоих фокусов, -- строго предупредил Чигирь. – Деньги нужны будут сразу. Там мой личный интерес. Все понял?
Черноусый бойщик улыбнулся во все свои тридцать два белоснежных зуба:
-- Главное в цене чтобы сошлись, начальник.
Не прошло и нескольких дней после того разговора, а участковый Чигирь, проходимец Байрам и несчастный Сатако оказались у него в фактории. Его стадо стоило не меньше десяти-двенадцати миллионов, но Байрам оценил все в шесть. Чигирь был таким раскладом вполне доволен – он отжимал себе трешку. Как и пострадавший.
Еля не знала о чем судачат мужчины во дворе, кутаясь в малицы и пуховики. Они почему-то не спешили заходить в дом, хотя было достаточно холодно. Только когда уехали эти неприятные провожающие ее мужа она узнала, что теперь у них больше нет стада. А уехали они только через три дня – все это время Чигирь и Байрам жили в доме Сатако и стерегли его чтобы он не сбежал или еще чего не выкинул. Через три дня прибыли погонщики, которые отогнали все стадо на бойню Байрама. Еля чуть не умерла от разрыва сердца, когда вернувшийся домой Сатако сообщил, что у них больше нет оленей.
-- Что же мы теперь будем делать? – печально спрсила Еля, глядя в пол. В фактории не было другой работы. А в городе ненцев не жаловали.
-- Не знаю, -- честно ответил Сатако. И он действительно не знал что ему делать.
Через месяц был суд, который дал ему год условно и отпустил на все четыре стороны. Все, кроме него и Ели, были довольны. Максим и Чигирь купили по квартире каждый в своем городе. Больше всех же был доволен Байрам. Так как зимой забоя нет (*159*) мясо дорожает до двукратной величины. Поэтому хитрый бойщик выручил больше, чем участковый и практикант вместе взятые.
С тех пор Сатако возненавидел пришельцев пуще прежнего.
ПРИМЕЧАНИЯ к Иным (Глава 31А)
*157*. В Сибири, особенно в таежных районах, очень распространено лесное самогоноварение. В непроходимой тайге расположены целые самогонные заводы, работающие автономно, и изготовляющие самогон, который потом реализовывается на нелегальных точках местным жителям.
*158*. Форма 1 – имеется ввиду ветеринарное свидетельство формы №1, которое выдается территориальным ветеринарным врачом на перемещение живых животных – как правило, до место забоя. После забоя на мясо выписывается уже Форма №2, где прописано где забой был осуществлен и в какие торговые точки должно поступить мясо для реализации.
*159*. Обычно оленей забивают весной когда уже появилась новая смена и осенью.