Это текст. Нажмите, чтобы отредактировать и добавить что-нибудь интересное.
Сергей Патаев
ЧЕРНЫЕ СЛЕЗЫ
Глава 26
Матвей Иосифович Беседин в эту субботу тоже не отдыхал. Трио, в которое энергичный мэр запихал городского прокурора и вдову бывшего руководителя «Хангаза», трудилось в поте лица. У каждого был свой кусок работы. На пути к заветной скважине нужно было преодолеть еще много и много препятствий.
Отхлебывая свой крепко заваренный чай, от одного вида которого мэра Сорокина просто мутило, прокурор просматривал результаты проверки «Хангаза». Воспользовавшись заявлением одного из работников как знаменем, прокуратура и инспекция по труду налетела на предприятие-гигант как воронье. Груздев выполнил обещание, выделил проверяющим отдельный кабинет и по первому требованию предоставлял запрашиваемые ими документы.
Кроме сотрудников прокуратуры и трудовой инспекции на «Хангазе» работала еще одна группа проверяющих – из Счетной Палаты. Последние прибыли вместе с Груздевым чуть ли не в одном самолете, жили в ведомственном коттедже в закрытом поселке по соседству с новым генеральным директором, и с рвением, достойным похвалы, копали, копали, и еще раз копали. Правда, копали избирательно – москвичей интересовала исключительно деятельность прежнего генерального директора. При этом на откровенно незаконные действия и сомнительные операции директора нынешнего не обращалось ими ровным счетом никакого внимания.
У бесединских сотрудников цель стояла прямо противоположная. Им предстояло найти крючок, на который можно было бы подвесить Груздева, чтобы потом сподручнее поджаривать его на медленном огне шантажа. Сотрудники прокуратуры тоже взяли неплохой старт, установили, что факт невыплаты зарплаты сотрудникам действительно имел место. Причем в таких масштабах, что оторопь брала. Задержка составляла уже почти полгода! Около трех тысяч человек жили не понятно на что. Матвей Иосифович повидал многое, но чтобы так нагло… Его постоянно мучил вопрос: неужели там, в Москве, люди, которые банкротят «Хангаз» (а то, что его банкротят, прокурор ни на секунду не сомневался), не бояться народного взрыва?
Матвей Иосифович был хорошим прокурором. Он даже был хорошим психологом – но только в тех пределах, которые были необходимы для того, чтобы вывести на чистую воду проходимцев. Он не был аналитиком. Зато аналитиками были люди, планировавшие операцию по захвату «Хангаза». Они правильно просчитали, что невыплата зарплаты вызовет возмущение рабочих. Но если начать скупать у них акции и сразу отдавать деньги – это снизит накал страстей. Пока деньги не будут проедены, рабочие будут сопеть в трубочку. А за это время нужно успеть вывести активы предприятия. В качестве основания для вывода использовалась задолженность перед «Севнефтегазбанком» -- структурным подразделением корпорации «Севнефтегаз». Ни Беседин, ни Сорокин не сомневались, что поглощение идет оттуда, из этого углеводородного монстра, чья капитализация превышала годовые бюджеты Белоруссии или Казахстана.
Порой Беседину становилось не по себе. Зря они все это затеяли. «Севнефтегаз» был им не по зубам, но задор и энергия молодого мэра тащили прокурора в одной упряжке. Где «Севнефтегаз», а где Сорокин? Нет, Дмитрий, конечно, тоже обеспеченный человек, можно даже сказать, богатый, но по сравнению с корпорацией – бедный провинциал. Хотя, с другой стороны, только такие дерзкие, как их молодой мэр, и могут отвоевать себе место под Солнцем. Ему, Беседину, за почти шесть десятков лет это так и не удалось. Не хватало задора и бесшабашности. Матвей Иосифович был чиновником до мозга костей, которые шага не ступят без приказа сверху. Расслабился на старости лет, старый дурак.
Чифирь надо пить маленькими глотками. Еще лучше, когда под языком в это время лежит леденец. Он нейтрализует ядовитую горечь чифиря и во рту не так противно. Без конфеты же ощущение такое, будто на язык собака нагадила. Сделав глоток, Матвей Иосифович продолжил изучение результатов проверки. Она еще не была закончена, в «Хангазе» продолжали работать его сотрудники и трудовые инспектора, но даже промежуточные результаты были более чем перспективными, чтобы закошмарить Груздева по полной программе – вплоть до посадки.
Правда, в последнее время что-то его сотрудники обленились, перестали носить жаренные факты. Матвей Иосифович списывал это на усталость или лень. Возможность подкупа он исключал. Среди сотрудников правоохранительных и надзорных органов действовала круговая порука на этот счет. Если команда «фас!» исходила от самого руководства, решить вопрос с жертвой за спиной этого самого руководства не решился бы никто. И не позарился бы ни на какие деньги. Отменить накат мог только сам руководитель… Или тот, кто был выше непосредственного начальника. Но Беседину и в страшном сне не могло присниться, что о его проверке стало известно в Главке, и один из заместителей генерального прокурора лично вышел на руководителя работавшей в «Хангазе» группы и имел на своем столе всю картину проверки раньше, чем сам городской прокурор. Этот высокий прокурорский чин сам решал, что должно дойти до Беседина, а что остаться под сукном.
Правда, этот чин все равно немного опоздал. Желая угодить своему непосредственному руководителю, городскому прокурору, сотрудники группы успели передать Беседину достаточно фактов, чтобы инициировать возбуждение уголовного дела.
Как говориться, знать бы где упасть – соломку бы подстелил. Решение Беседина о начале проверки «Хангаза» было полностью законным – прокуратура реагировала на заявление работника, не получающего зарплату. На этот счет Матвей Иосифович не переживал. Да он ни о чем не переживал, если уж на то пошло. Единственное, что он сделал предосудительного во всей этой истории, это по глупости поддался на уговоры Сорокина и самолично установил жучок в кабинете у гендиректора «Хангаза». Но Груздев после этого как воды в рот набрал. Либо днями молчал, либо общался в своем кабинете по всякой ерунде – то скрепки закончились, то чаю принести. Важные разговоры, судя по всему, он вел в другом месте. Но у них с Сорокиным руки не такие длинные, как хотелось бы. Кабинет гендиректора – это был предел их возможностей. Но так как жучок не приносил пользы, про него забыли и городской прокурор, и мэр. И даже если Груздев и обнаружит жучок у себя в кабинете, вряд ли он свяжет его с визитом городского прокурора. Врагов у него поди и так хватает.
Так размышлял Матвей Иосифович, когда ход его мыслей нарушил телефонный звонок. Он хмуро покосился на дисплей телефона – отобразился номер мэра города.
-- Слушаю, Дмитрий Сергеевич, -- ответил прокурор.
-- Как Ваши дела? Давно не виделись. Может, поужинаем вместе?
-- Не откажусь, -- сразу согласился Беседин. Он совсем забыл о еде. За работой не замечал, как время бежит, но предложение мэра сразу пробудило аппетит.
-- Тогда жду Вас у себя на даче.
Прокурор захлопнул папку и, захватив ее с собой, поехал к мэру.
В Ноябрьске была своя Рублевка. Названия у нее не было – безымянный поселок, огороженный высоким забором. Въезд в поселок преграждал шлагбаум с будкой, в которой сидела охрана – находившиеся при исполнении полицейские. Они сразу узнали городского прокурора в лицо и, взяв под козырек, подняли шлагбаум, чтобы он мог въехать в эту святая святых местных сильных мира сего. Он знал, что не будь заранее оставленного на охране пропуска его не пропустили бы сюда не смотря даже на то, что он был городским прокурором. В этом поселке законы РФ не действовали. Каждый из его обитателей мнил себя царем и богом.
Беседин не раз бывал в этом поселке. Но, по недоразумению, ему не выделили здесь жилье, хотя его предшественник жил именно здесь. После его уезда из Ноябрьска дом почему-то достался зятю начальника местной полиции, но никто не пикнул по этому поводу – то ли из вежливости, то ли чтобы не наживать лишний геморрой. Вновь назначенному прокурору же выделили квартиру в городе, напротив Детского Парка.
Поселок состоял из одной улицы, которая имела форму кольца. Дома с большими участками располагались по обе ее стороны. Беседин проехал мимо дома вдовы Колесникова, мимо дома, где жил новый руководитель «Хангаза», которому он сейчас активно рыл яму, мимо дома начальника ОВД, который оттяпал себе дом, в котором должен был жить он, Матвей Иосифович, мимо… В общем, в каждом из особняков, построенных по индивидуальному проекту, но в общем стиле «новый русский коттедж», жили люди, которые вершили судьбы простых горожан.
Внедорожник Беседина, наконец, остановился возле нужного ему забора. Забор-роллет тут же пополз вверх и «Ниссан Патрол» въехал на территорию мини-поместья. Этот дом, как и весь поселок, тоже ранее принадлежал «Хангазу», точнее его фактическому хозяину Геннадию Колесникову. Потом дома разошлись по новым владельцам. Их либо по себестоимости продавали особо приближенным, либо просто дарили. Могли подарить, допустим, ушедшему на покой руководителю местного отделения Федеральной миграционной службы, чей сын рулил окружным управлением. Либо для отвода глаз дома выделялись в качестве шефской помощи для улучшения жилишных условий сотрудникам МВД, ФСБ, прокуратуры, следственного комитета. Потом в них свои жилищные условия улучшало высшее руководство этих ведомств. Геннадий Платонович умел дружить. Правда, после смерти все его добрые дела оказались забыты.
Дмитрий Сорокин, не смотря на то, что усиленно строил себе репутацию парня из народа, тоже не отказался от особняка в vip-поселке. Формально по остаточной стоимости дом выкупила его мать. Де-факто деньги вместо Дмитрия Сергеевича в кассу «Хангаза» внес сам Геннадий Платонович. Но об этом не знал никто кроме их двоих. Даже Галина Вадимовна, судя по ее безмятежному доверию к мэру, была ни сном, ни духом. Оставалось только догадываться, каких услуг в замен мог попросить Колесников. Но, к счастью Сорокина, не успел – вовремя помер. И таких счастливчиков, которые мгновенно стали обладателями миллионной недвижимости, в поселке было не мало.
Дмитрий Сергеевич вышел встречать Матвея Иосифовича лично. Поздоровался и повел в дом. Там, в гостиной, уже был накрыт стол. Мария, жена мэра, суетилась вместе с кухаркой, помогая ей расставлять оставшиеся тарелки с едой. Стол был отнюдь не простонародный. Мясо разных видов, стейки из мраморной говядины, разных сортов рыба, салаты, нарезка фруктов, колбас, сыра… Стояла бутылка красного вина, но Матвей Иосифович на отрез отказался от спиртного так как был за рулем. Сорокин из солидарности тоже не притронулся к спиртному.
Когда с едой было покончено, Беседин восхищенно обвел руками вокруг себя.
-- Не пойму я Вас, Дмитрий Сергеевич! Такой прекрасный дом, а Вы ютитесь в какой-то панельной пятиэтажке. Даже у меня квартира лучше, чем у Вас, хотя я всего лишь прокурор. А Вы – целый мэр!
-- Вот-вот, -- поддержала его Мария, надув губки. – Я уже устала просить Дмитрия – давай переедем, давай переедем. Здесь живут все наши друзья и хорошие знакомые. А мы живем на станции Пролетарская. Даже поболтать не с кем – один пролетариат кругом.
Сорокин веско поднял палец, но голос его при этом звучал добродушно.
-- Нужно быть ближе к народу! -- полушутя полусерьезно ответил мэр. – Хороший пастух никогда не оставляет свое стадо.
-- Это точно, -- хмыкнул прокурор.
Мария поднялась и стала убирать грязную посуду.
-- Всегда одна и та же песня. – грустно вздохнула она. – Мне иногда кажется, что мэром выбрали не Дмитрия, а нас обоих. У жены главы администрации столько почетных обязанностей, что на себя времени вообще не остается.
-- Да ладно тебе, -- деланно удивился Сорокин. – Ты же целыми днями дома.
-- Вот-вот, -- Мария всплеснула руками. – Целыми днями. Одна. Как в тюрьме. Хорошо, что есть телефон и интернет, а не то я бы с ума сошла от одиночества. А такой дом простаивает. Спасибо, Дмитрий Сергеевич, что Вы хоть на выходные позволяете мне выбираться в поселок, где я могу целых два дня насладиться обществом своих подруг и пообщаться на действительно интересующие меня темы.
Взрыв хохота был ей ответом. Мария обиженно ушла на кухню с грязными тарелками. Оттуда уже бежала домработница, чтобы помочь Марии убрать со стола. Вернее, сделать это за нее.
Хозяин дома поднялся и, мягко взяв Матвея Иосифовича под руку, провел в кабинет, где они могли бы спокойно поговорить без посторонних ушей. Плотно закрыв дверь, Сорокин усадил прокурора в мягкое кресло, а сам сел напротив. Беседин протянул мэру папку, которую захватил с собой с работы и с которой не расставался, и подробно рассказал о результатах проверки. Сорокин механически перелистывал страницы, больше уделяя внимания повествованию.
Когда прокурор закончил свой рассказ он спросил:
-- Что намереваетесь делать?
-- Материалов достаточно для возбуждения уголовного дела. Если Вы не против, в понедельник буду передавать их в СК (*115*).
-- Я только за! – воскликнул Сорокин. Энергично вскочив, он принялся мерять шагами кабинет, засунув руки в карманы. Молодость и кипучая энергия не давали возможность спокойно сидеть на одном месте.
-- Мы обязательно должны остановить этот непонятный «Олимп Менеджмент». Груздев их человек – это ясно как божий день. Кроме невыплаты заработной платы ему еще можно что-нибудь пришить?
-- Нецелевое использование средств, превышение должностных полномочий… -- задумчиво начал перечислять прокурор. – Но от меня дальше мало что зависит. Как только мы передадим материалы проверки в Следственный Комитет дело станет за Ярошевичем. Возбуждать или не возбуждать – уже они решать будут.
-- СК может отказать в возбуждении уголовного дела? – быстро спросил мэр, на минуту остановившись в ожидании ответа.
-- Не думаю. Факты железные. Как минимум по сто сорок пятой первой (*116*) можно глушить. Но меру пресечения может определить только суд.
-- А кто в суд идет с ходатайством об избрании меры пресечения – Вы или Следственный Комитет?
Беседин грустно усмехнулся:
-- Следственный комитет. У нас полномочия урезали по самое не могу. Мы теперь только осуществляем надзорные функции и поддерживаем обвинение в суде.
-- С судом я решу, -- размышлял в слух Сорокин. – Остается Ярошевич. Я его мало знаю. Он пойдет на контакт?
Матвей Иосифович пожал плечами:
-- С Вами, возможно, и пойдет. Мужик он нормальный. Но у нас межведомственная нелюбовь: СКР недолюбливает прокуратуру, а мы, в свою очередь, платим им тем же. Мы теперь контролеры их деятельности. Надзираем, чтобы не выходили, так сказать, за рамки закона. – и, подумав, добавил: -- Или за рамки здравого смысла.
-- Я понял, -- подвел итог Сорокин. – Значит, с судом и Ярошевичем придется договариваться мне самому. С судом проблем не будет, они примут такое решение, о каком я их попрошу – крестная моей жены председатель суда. Вижу по Вашим глазам, Матвей Иосифович, что Вы не знали. Да, да, председатель суда. С Ярошевичем тоже поговорю, чтобы отнесся к Вашим материалам с особым вниманием. Наша задача – изолировать Груздева, не дать ему исполнять свои служебные обязанности. В идеале – посадить. Хотя бы до внеочередного собрания акционеров, которое назначено на конец мая. Чуть больше месяца осталось. А там Галина Вадимовна будет пытаться протолкнуть нашего человека в директорское кресло. Кстати, видели, как она сегодня на митинге выступала?
Беседин отрицательно покачал головой.
-- Я даже не знал, что у нас в городе сегодня был какой-то митинг.
-- Был, -- подтвердил Сорокин и закатил глаза от удовольствия. – И наша вдова была великолепна! Какая энергетика, какие эмоции! Это был стихийный митинг. Она выступала на ярмарке перед людьми. Мне уже показали запись – это что-то невероятное! В нашей вдове пропадает великий оратор. Уверен, в понедельник у дверей нашего пункта скупки акций будут очереди стоять. Тем более, что и цену мы даем на два рубля больше, чем москвичи.
Беседин не разделял эйфории своего партнера по операции. Или подельника? Матвей Иосифович привык видеть негатив во всем, что его окружало. А если негатива не видно – значит, он плохо смотрит. Как в том анекдоте про сталинское правосудие: «Если Вы еще не судимы – это не Ваша заслуга, это наша недоработка».
-- Дмитрий Сергеевич, можно задать Вам один вопрос?
-- Задавайте, -- великодушно разрешил мэр.
-- Вы уверены, что мы по сеньке шапку надели? Вы хорошо просчитали все варианты развития событий? Вы верите, что мы сможем добиться нашими действиями тех целей, которые ставим перед собой?
У Сорокина сегодня было прекрасное настроение и ничто не могло его омрачить. Резонансный митинг Вадимовны, жаренные факты из папки прокурора, перспектива посадки Груздева – все складывалось как нельзя лучше. О чем грустить?! Нужно закусив удила скакать во весь опор.
-- Дорогой Матвей Иосифович, -- Сорокин присел на подлокотник кресла, в котором сидел прокурор и дружески положил ему руку на плечо. Мэр смотрел прямо в глаза Беседина, и в глазах молодого заговорщика читалось снисхождение к трусливому и пятящемуся назад товарищу. – Я верю в себя. Чем бы я ни занимался, я всегда верю в победу. Я ставлю перед собой цели, нахожу пути к их достижению и иду напролом. По-другому никак. Если нет веры в себя, в свои силы – надо сидеть на попе ровно и вообще ничего не делать. И зачем тогда такая жизнь?
Беседин молчал, не зная что ответить. Противоречивые аргументы «за» и «против» застряли в горле комом.
-- Мы победим, Матвей Иосифович. – уже серьезнее произнес Сорокин. И неожиданно жестко добавил: -- Другого выхода у нас нет. Рубикон пройден. Мы слишком далеко зашли. Кто бы не стоял за Груздевым они нам не простят. Поэтому нам ничего не остается кроме как победить. И мы победим.
ПРИМЕЧАНИЯ к Главе 26
*115*. Следственный Комитет России (СКР) -- следственный орган в России, образованный вместо Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации в 2011 году. Не входит ни в какую структуру какого-либо органа, самостоятельное силовое ведомство. Руководитель СКР назначается Указом Президента РФ и может только им быть освобожден от занимаемой должности.
*116*. Имеется в виду статья 145 часть 1 Уголовного Кодекса РФ: Невыплата заработной платы, пенсий, стипендий, пособий и иных выплат. Руководитель организации (руководитель филиала, представительства, иного обособленного структурного подразделения) за данные деяния может быть привлечен к уголовной ответственности если у организации имеются денежные средства и невыплата обусловлена корыстью или иной личной заинтересованностью руководителя организации. Предусматривает наказание вплоть до пяти лет лишения свободы. В современной российской действительности статья практически не работает.