top of page

Это текст. Нажмите, чтобы отредактировать и добавить что-нибудь интересное.

Сергей Патаев

ЧЕРНЫЕ СЛЕЗЫ

Глава 21

 

Татарстан

 

Ришат даже не открыл глаз, когда раздался звонок в дверь. Никак не отреагировал на него. Вот уже месяц он находился в полнейшей апатии. После трагической смерти дочери, которая попала под пули, предназначенные его брату, он потерял интерес к жизни. Его Алия, его маленькая Алия, которая только-только начала делать первые шаги во взрослой жизни, ушла от них. Безутешная мать и безутешный отец с трудом нашли в себе силы жить дальше. Его жена не могла спокойно спать. Даже после сорока дней засыпала со слезами на глазах, просыпалась от последних криков своей дочери, а во сне заслоняла ее своим телом, но убийца убивал Алию снова и снова, и она ничем не могла помочь своей девочке.

 

Отец переживал не меньше. Но в татарском обществе эмоции – удел мужчины, женщина должна быть сдержанной. И если Малика уже привыкла брать себя в руки, не показывая горя перед чужими людьми и родственниками, позволяя себе плакать только в подушку, то Ришату это было ни к чему. Первые дни он выл волком, молотил кулаками в стену. На семь дней он просто не вышел из комнаты, на сороковой день его из дома выкурил отец. Выкурил своей старческой палкой. А потом пришла апатия. Проснувшись однажды утром он понял, что ему не хочется ничего – ни есть, ни пить. Ни даже жить.

 

Ришат не знал, как ему заглушить свое горе. Он был добрым мусульманином, к спиртному не прикладывался, сигарет не курил. Возможно, работа помогла бы ему забыться, но Ришат не находил в себе силы выйти на работу. Да в таком состоянии, сядь он за руль автобуса, баранку которого он крутил последние 10 лет, он мог причинить вред еще большему количеству людей. Начальник, зная о его горе, не торопил с выходом, оформив ему бессрочный отпуск.

 

Семенящие шаги жены возникли из пустоты и также в пустоте пропали. Звука открывающейся и закрывающейся двери не было слышно – петли смазаны на славу. Через несколько минут в комнате послышались трехтактные шаги – два глухих и один звонкий, как удар колокола. Шаги были не быстрыми – так ходят люди никуда не спешащие, либо те, кому тяжело передвигаться. Ришат знал эти шаги. Человеку, которому они принадлежали, действительно тяжело было ходить. Одна нога была протезом, и шел этот человек опираясь на тяжелую палку с наболдажником в виде головы волка – мифического предка татарского народа. Через минуту в комнате, где на диване лежал Ришат, появился Нур-хазрат (*71*). Старик молча уселся в кресло подле дивана.

 

-- Салам Алейкум, улум (*72*).

 

-- Валейкум ас-салам, этим. (*73*).

 

Ришат отвечал на приветствие даже не меняя позы и не открывая глаз, что в присутствии человека, значительно старшего по возврасту, по татарским обычаям не допустимо. Отца возмутило подобное поведение сына, и он больно кольнул Ришата острым концом палки в бок. Ришат вскрикнул от неожиданности и открыл глаза. Он хотел ответить отцу что-то едкое, но тут в комнате появилась Малика с подносом, на котором стояли чайник, два бокала (*74*) и тарелка с чак-чаком (*75*). Молча поставив поднос на журнальный столик она также бесшумно выскользнула из комнаты, как и появилась.

 

К чаю никто не притронулся.

 

-- Алию не вернуть. – вымолвил, наконец, старик. Его голос был жестким, как металл. – Твой брат в больнице за тысячи километров от родного дома. И не известно – выживет ли он. Но как бы то ни было, ты не должен винить его в случившемся. Он мой сын и твой брат. Вы моя плоть и кровь. Вы одно целое. Алия умерла – значит, так было угодно Аллаху. Она попала в лучший из миров.

 

-- Инашалла (*76*), -- с сарказмом пробормотал Ришат, снова закрывая глаза. И снова трость старика не дала ему скрыться во мраке собственных переживаний. Нур-хазрат не только уколол его, а еще и несколько раз ударил по почкам. Бил наболдажником с волчьей головой, отлитой из стали, а потому удары были особенно чувствительными. Ришат пришел в ярость и, увернувшись от очередного удара, сумел перехватить занесенную над ним трость. Взгляды отца и сына встретились. Глаза сына были полны ярости, глаза отца – железной решимости и холодного презрения. Так они смотрели друг на друга несколько секунд, но этого было достаточно, чтобы отец и сын поняли друг друга. Пальцы Ришата разжались, Нур-хазрат опустил палку и, опираясь на нее, тяжело поднялся и направился к выходу.

 

-- Жду тебя в пятницу на вечерний намаз (*77*), -- не оборачиваясь, бросил на прощание отец.

 

Ришат ничего не ответил. Он закрыл глаза и открыл их вновь. Провалиться в небытие и страдания не получалось. Ибо их место в сознании теперь занимала ненависть и решимость наказать тех, кто убил его дочь.

 

Нур-хазрат, выйдя из дома, сел в поджидавший его автомобиль, и, когда машина тронулась, уже оттуда позвонил своему племяннику, известному казанскому хирургу, который в этот момент был в Израиле, за тысячи километров от родного дома.

 

-- Исенме, джаным (*78*). – поздоровался дядя. -- Как дела у моего сына?

 

-- Без изменений, Нур-хазрат. – печально вздохнул племянник. -- Он все еще в коме.  Мы поддерживаем искусственную вентиляцию легких, кормим через вену, в общем, делаем что можем. Но шансы не велики, абиим (*79*). Ильдар может не выйти из комы. Прошло больше месяца. Медицина сделала что могла, теперь надежда только на Аллаха.

 

В глазах Нур-хазрата блеснули мокринки, но он силою воли взял эмоции под контроль. Ни один мускул не выдавал эмоций старика. Только в глазах стояла такая боль, которая может быть только у отца, потерявшего ребенка. А за последний месяц для Нур-хазрата это уже будет вторая потеря. Сначала внучка, маленькая Алия, ставшая жертвой убийц вместо Ильдара, теперь и сам Ильдар. Не смотря на деньги и усилия лучших израильских врачей шансы на то, что он придет в сознание, таяли с каждым днем. После месяца комы аппаратуру жизнеобеспечения обычно отключают – к этому времени живет, как правило, только тело. Мозг уже умирает. Но у Ильдара мозг все еще жил! И слабая надежда на то, что он откроет глаза и увидит своих близких, все же была. Но на все воля Аллаха. Если Всевышнему будет угодно забрать Ильдара вслед за Алией, значит так тому и быть. Нур-хазрат подчиниться любому решению Аллаха, ибо он – мусульманин. А быть мусульманином – значит, быть покорным воле Аллаха.

 

-- Надо еще подождать, -- попросил Нур-хазрат, хотя и так знал, что племянник пробудет в Израиле столько сколько нужно. И никто не решится отключить систему жизнеобеспечения находящегося в коме Ильдара Валиева без его, Нур-хазрата, на то разрешения. Даже слово жены Ильдара здесь не будет иметь никакого значения. В клинике тоже знали, кто оплачивает операцию и поддержание жизни пациента. Как ни кощунственно это звучит, но бизнесменам в белых халатах было выгодно длительное пребывание коматозного больного в их клинике. Ведь каждый день пребывания выливался в счет в две тысячи долларов. И это еще были не самые большие деньги.

 

Остаток пути до мечети Нур-хазрат провел в молчании. Он и так не отличался многословностью, даже перед уммой, но уже месяц после страшных тюменских событий был особенно молчалив. Если, конечно, молчание может быть особенным. Нур-хазрат закрыл глаза, водитель, очередной племянник, не заметил той боли, которая была у него в глазах. Да, племянник тоже член семьи, но его эти смерти касались опосредованно. Для него же, деда и отца, это была боль сердца. Как будто из сердца вырвали кусок, отвечавший за радость жизнь. Другой кусок, отвечающий за гордость, болтался на тонких прожилках, и с каждым днем эти прожилки истончались, становясь почти невидимыми. Оставался третий кусок, на который была возложенная надежда. И если Ришат не придет завтра в мечеть ему, Нур-хазрату, отцу и деду, улему (*80*), не сумевшему уберечь внучку и сына и, более того, не сумевшему отомстить убийцам, никогда не будет покоя – ни на этом свете, ни на том. Сердце его будет разбито. А без сердца жить нельзя.

 

Ришат после ухода отца долго лежал и смотрел в потолок. После месяца апатии в его глазах снова стало появляться какое-то осмысленное выражение. Первой эмоцией, которая отразилась в глазах, была боль. Он снова и снова переживал тот день, когда убили Алию. Память выдавала картинку из прошлого, которую он хотел забыть, как страшный сон. Вот он просыпается под утро от непонятного чувства тревоги. Сердце бешенно колотится, хотя причины как будто бы не нет. Алия сейчас крепко спит в соседней комнате. Ах да, нет, они ведь собирались утром покататься с Ильдаром по району на его членовозе. Брат обещал девочке дать порулить самой.

 

Но оно, сердце, предчувствует – что-то должно произойти. Так родители, особенно мамы, на расстоянии могут чувствовать, когда у их детей что-то не ладно. Малика после родов болела и долгое время провела в больницах, поэтому Ришат был для Алии и мамой и папой. Может, поэтому материнский инстинкт и это чувство предчувствия беды передался и ему? А потом они узнали, что Алия – это чудо. Роды были с осложнениями, и она чуть не захлебнулась в водах. Но Аллаху было угодно, чтобы у Ришата и Малики появилась своя радость. Позже, после многочисленных обследований, им сообщили, что Алия – их единственное чудо. Из-за родовых осложнений Малика больше никогда не сможет иметь детей.

 

Потом – провал в памяти. Он не помнил, как услышал усиленные утренней тишиной автоматные выстрелы. Не помнил, как сердце заболело, как будто пули попали именно в него, Ришата. Не помнил, как выбежал на холодный мартовский снег в одном трико и тапочках. Не помнил, как расталкивал растерянных охранников брата, проспавших покушение на своего босса. Не помнил, как вытащил бездыханное тело девочки на снег и целовал ее, пытался сделать искусственное дыхание, но все тщетно. Алия умерла сразу. Не помнил, как, осознав, что помочь Алии он уже не в силах, начал крушить проклятый «мерседес» и осыпать градом ударов, руками и ногами, своего брата, лежащего без сознания на соседнем сиденье. Не помнил, как кричал, не помнил, как охранники оттаскивали его обратно в квартиру, как четверо здоровых молодых парней пытались его удержать, а он раз за разом разбрасывал их в разные стороны и крушил все вокруг. Не помнил, как приехавшие врачи скрутили его в смирительной рубашке и вкололи ему лошадиную дозу успокоительного, и он, наконец, смог забыться в наркотическом сне… Ничего этого Ришат не помнил, и не хотел вспоминать.

 

Точно также он когда-то заставил себя забыть ужасы Первой Чеченской (*81*), когда он, кадровый офицер спецназа ГРУ, остался в живых. Единственный из всего отделения. Он не помнил ни Грозный, ни площадь Минутка (*82*), ни Новогодний Штурм в подарок президенту Ельцину (*83*), ни боевиков, ни ужасы, которые творили эти боевики, ни ужасы, которые творили сами федералы против них и условных мирных жителей. Ничего этого Ришат не помнил и тоже не хотел вспоминать. А хотел он только одного -- спокойно жить, быть рядом с семьей, растить Алию, эту девочку-чудо.

 

Он помнил только Алию. Живую, маленькую, делающую первые неуверенные шаги под радостный смех родителей. Алию, бегающую за кошкой. Алию, рисующую маму цветными карандашами. Алию, радостно смеющуюся, когда папа, наконец, поверил в нее и отпустил велосипед, и она, крича от радости, проехала свои первые сто метров и, не умея еще тормозить, упала в кусты крыжовника. Алию, дарившую им радость от каждого дня рядом с нею. Алию, единственный смысл их жизни.

 

Но теперь ее нет. Отец прав, нельзя винить брата в смерти своего чуда. Ведь обвиняя брата он обвиняет того, кого легче обвинить. Ненавидя его он ненавидит того, кого ненавидеть проще всего, до кого не составит труда дотянуться и причинить вред. Ведь Ильдар не сможет сопротивляться. Он никогда не опустится до того, чтобы не доверять родному брату. И будь он сейчас цел и не вредим, не прятался бы от него. Захоти Ришат – по-настоящему захоти, а не на волне эмоций – убить его, брат никогда не сопротивлялся бы его «правосудию», в этом Ришат не сомневался. В слепой ярости, утешая себя страшными картинами предстоящей мести, Ришат всегда видел себя, входящего в дом Ильдара и убивающего его, не сопротивляющегося, ножом прямо в сердце. И только немое «почему?!» в глазах истекающего кровью у его ног Ильдара всегда немного смущало Ришата. Как будто что-то пыталось вернуть его в реальность и сказать: «Не он должен быть жертвой твоего правосудия».

 

Теперь Ришат понимал, что эти навязчивые кровавые кошмары, в которых он мстил брату, плоть от плоти родному существу, в жилах которого текла кровь их матери и отца, были от Иблиса (*84*). Сам шайтан толкал его на путь братоубийства. Дьявол завладел его душой, когда он, держа на руках бездыханное тело своей дочери, потерял разум, превратился в зверя. В эту минуту он не думал об Аллахе, и шайтан воспользовался этим.

 

Ришат под удивленный взгляд жены скрылся в ванной и оттуда вскоре послышался шум воды, как с водопада. Это Ришат опрокинул на себя ведро холодной воды. В их деревенском доме в отдаленном селе Тукаевского района Татарстана не было ни водопровода, ни природного газа. Жена каждое утро набирала студеную воду из колодца и ставила по одному ведру на кухне, в гостиной и ванной. Раньше Ришат всегда обливался по утрам холодной водой. Поэтому славился своим здоровьем на всю округу. Но уже почти два месяца как он этого не делал. Тело отвыкло от утренней процедуры. И сейчас мурашки ползли от бороды до пят, а тело била холодная дрожь. Он вылил на себя воду даже не сняв одежду, и она теперь прилипла к телу, как пиявка. Мерзкое чувство. Захотелось сбросить мокрые вещи, как если бы вместе с ними слезла бы и шкура, которую Иблис успел осквернить своим прикосновением.

 

Ришат рассматривал себя в большом зеркале напротив. Мокрая одежда валялась у ног, там же образовалась большая лужа – это вода, омывшая тело, теперь застыла маленькими озерами, постепенно истощалась, сливаясь в стоки. Ришат пытался узнать себя нового. Пытался понять – пришел он в себя или это только сон? Даже ущипнулся. Нет, все верно – боль чувствуется, значит не спит. И тут ему почудилось, что вместо своего отражения из зеркала на него смотрит его маленькая Алия. Он не успел ни удивиться, ни испугаться – наваждение длилось лишь мгновение. Он как будто услышал голос дочери, уверенный и как бы подтверждающий его мысли:

 

-- Да, папа.

 

На этом месте Ришат хотел бы проснуться. Но он уже знал, что не спит. Он знал, что будет делать. Он вспомнил все.

ПРИМЕЧАНИЯ к Главе 21

*71*. Хазрат (перс.) – дословно означает высокочтимый, святой. Поскольку в исламе не существует института священства, обращение к духовным лицам определяется конкретной практикой, сложившейся в данном регионе. Так, например, татары в России обращаются к муллам «хазрат», что по-арабски означает «святейшество». Но подавляющее большинство других мусульман относят этот титул к пророкам и святым.

 

*72*. Добрый день, сын. (татар.)

 

*73*. Добрый день, отец. (татар.)

 

*74*. На мусульманском Востоке чай пьют из напоминающих рюмку маленьких стаканчиков, выпуклых снизу и с верху, но сужающимися в «талии».

 

*75*. Чак-чак – разновидность татарских сладостей, подаются к чаю.

 

*76*. Иншалла (араб.) – на все воля Аллаха.

 

*77*. Намаз – молитва у мусульман. Правоверный мусульманин должен совершать намаз пять раз в день в строго определенное время, повернувшись лицом к Мекке. Намаз может совершаться как в мечети, так и в любом пригодном для этого месте – дома, в поле и т.д. Главное, чтобы была доступна вода или песок для совершения ритуального омовения. Намаз, совершенный в мечети, считается равным десяти намазам, совершенным в других местах.

 

*78*. Здравствуй, дорогой (татар.)

 

*79*. Дядя (татар.)

 

*80*. Улем – учитель в мусульманской общине.

 

*81*. Первая Чеченская Война (1994-1996) – война сепаратистов под предводительством самопровозглашенного президента никем не признанной Чеченской Республики Ичкерия Джохара Дудаева с одной стороны, и федеральным центром и марионеточными отрядами «чеченской оппозиции» откровенных уголовников и авантюристов Гантемирова, Лабазанова, Автурханова, Хасбулатова. Была поначалу типичной национально-освободительной войной. Однако закончилась эта война появлением в самом центре  Кавказа рабовладельческого и откровенно бандитского псевдогосударства. Итогом боевых действий стало позорное поражение федеральных войск и фактическая независимость Чечни, которая вот уже двадцать лет, не смотря на все проводимые Москвой операции и приход к власти Кадырова, остается центром нестабильности на всем Северном Кавказе и в Закавказье.

 

*82*. Площадь Минутка – одна из площадей чеченской столицы города Грозный. В советские времена носила название Октябрьская площадь. В 1991 году была переименована в площадь Хрущёва. В январе 1995 года была названа Минуткой, потому что раньше по ней проходил рабочий поезд и останавливался всего на одну минуту. В 1996 году получила своё прежнее название. Нынешнее название возвращено в 2000 году. Во время первой и второй чеченских войн стала местом кровопролитных боёв между вооружёнными формированиями Чеченской Республики Ичкерия и воинскими подразделениями Вооруженных Сил Российской Федерации.

 

*83*. Имеется в виду штурм столицы ЧРИ Грозного федеральными войсками и «силами оппозиции» в канун Нового 1995 Года. Не дожидаясь окончания штурма тогдашний министр обороны Павел Грачев публично доложил тогдашнему Президенту Борису Ельцину об успешно законченном (!!!) штурме, за что получил публичные же поздравления. К вечеру же 1 января 1995 года весь мир наблюдал сожженные танки федеральных войск на улицах чеченской столицы и радостно палящих в воздух чеченских бойцов армии генерала Дудаева. Этот эпизод, пожалуй, самое унизительное поражение (больше, конечно, моральное) Москвы за все два десятилетия противостояния на Северном Кавказе.

 

*84*. Иблис – одно из имен дьявола в мусульманской теологии.

bottom of page