Это текст. Нажмите, чтобы отредактировать и добавить что-нибудь интересное.
Сергей Патаев
ЧЕРНЫЕ СЛЕЗЫ
Глава 38
Дмитрий Сорокин всегда вставал рано. В четыре утра он был уже на ногах. Водитель за ним заедет только в восемь. Было бы лето, он бы вышел на пробежку по микрорайону. Два часа бега, и весь день потом чувствовал себя в хорошей форме.
В холодное время года, когда на улице стоял мороз, он делал программу минимум в квартире. В Москве и Питере давно работали круглосуточные фитнесс-центры, но в провинциальном стотысячном Ноябрьске фитнесом громко именовалась качалка с двумя велодорожками, да и та открывалась после обеда. Собиралась же там одна гопота со всего города. Тренироваться в их обществе глава городской администрации считал ниже своего достоинства. Поэтому физподготовка велась в домашних условиях. Отжимание, пресс, гантели.
Холодными считались три поры года – осень, зима, весна. Уже заканчивался май. Температура утром все еще была чуть выше ноля и бегать при ней было бы опрометчиво. Но недели через две уже будет выше десяти градусов. Самое то для утреннего моциона.
После гимнастики Сорокин садился за изучение иностранных языков. Он сносно говорил по-английски, но считал что в современном мире без этого языка никуда. Английский – язык науки и бизнеса. Все самое современное и передовое приходит с этого языка. Ходить на курсы или посещать преподавателя в течении рабочего дня или после работы времени не было. Поэтому оставались только интернет-курсы. Надев наушники и закрывшись в комнате, служившей кабинетом, Дмитрий оттачивал свое произношение.
Около шести просыпалась его жена. Детей у них пока не было, и Мария могла бы поспать еще. Она любила вставать ближе к десяти. Но так как муж наотрез отказывался завести домработницу, которая могла бы готовить, убирать, мыть посуду и делать прочую работу по дому, то вставать приходилось ни свет ни заря. Этот имидж народного мэра, когда они жили в обычной панельной многоэтажке среди пролетариата при том что имели прекрасный дом в Поселке, жутко ее бесил. Не так она представляла жизнь супруги градоначальника, пускай и провинциального. Когда Дима занимался бизнесом они жили как люди. Вернее, ОНА жила как человек – все больше в Москве, куда муж приезжал по делам. И жили не где-нибудь в Котельниках, а в шикарной съемной сталинке на Кутузовском проспекте. Но как только его избрали мэром – он тут же вернул ее в это захолустье и заставил жить в этом клоповнике. «Так надо, -- объяснял Дмитрий. – Вот упрочим свои позиции, пойду на второй срок – можно будет и в Поселок переехать. Надо потерпеть. Я и так тут раздражаю всех своей молодостью.»
Что правда то правда. Назначение Сорокина мэром Ноябрьска отвисло челюсти у всего городского истеблишмента. Очень много людей претендовало на эту должность. Не малые деньги ушли в Москву за лоббирование того или иного кандидата. Говорят, за кресло городского головы московские решалы заряжали ценник в десятку миллионов зеленых. И, как водится, не обошлось без кидков: два кандидата деньги занесли, но мэром ни один из них не стал. Деньги, понятное дело, им тоже не вернули. Решалы были не то из Администрации Президента, не то из Аппарата Правительства, в итоге им предъявлять никто из кинутых не решился. Зато обозлились на Дмитрия. Как обычно в таких ситуациях – проще того кто слабее обвинить во всех грехах нежели пытаться призвать к ответу влиятельнейших в стране лиц. Поэтому Дмитрий вел себя крайне осторожно. Избавился от бизнеса, перепродав его от греха подальше иностранным покупателям, и жил ровно на доходы – заработную плату градоначальника, смешные пять тысяч долларов в месяц, и, большей частью, на деньги, вырученные от продажи бизнеса.
Мария, разумеется, тоже была урезана в тратах по самое не могу. Никаких Столешниковых переулков, никаких фото о счастливой жизни в Инстаграмме – муж строго следил за ее поведением. В итоге Мария часто говорила друзьям и знакомым, что у нее такое чувство, что мэром выбрали не Диму, а их обоих.
И это слава Богу что у них пока не было детей! Она представляла себе как муж запрещает ей нанимать няню чтобы никто из горожан не стал сплетничать о зажравшемся народном мэре, как и о его предшественниках. И она сама – и работа по дому, и бессонные ночи с орущим вечно голодным и непонятно чего хотящим созданием… Нет уж, упаси Бог!
Наверное, тем человеком, который больше других проклинал тот день когда Дмитрия Сорокина назначили мэром, была его жена. И она же больше других желала чтобы его не переутвердили на второй срок. И с этим чувством жалости к самой себе из-за отнятой молодости с видом жены декабриста Мария Сорокина приготовила завтрак и, не сообщая мужу, вернулась досыпать. Вот так они и общались. По нормальному получалось проводить только выходные.
Но последние два месяца муж был сам не свой. Часто не мог уснуть, мерял шагами кухню, мог до ночи висеть в интернете. На выходных куда-то исчезал. Стал скрытным, ничего не объяснял. Глаза то лихорадочно блестели как у наркомана после ширки, то мог долго сидеть и задумчиво смотреть в одну точку в потолке или на стене. Было ясно, что что-то происходило у него на работе. Но Дмитрий не спешил делится с женой своими проблемами и переживаниями. А занятой саможалостью и обидой на мужа Марии тоже не было дела до его проблем.
«Так тебе и надо, -- думала Мария засыпая. – Может, быстрее слетишь с этой должности и вернешься в бизнес. Скорее бы уже…»
Закончив по расписанию свое дистанционное обучение, Дмитрий уверенно двинулся на кухню, зная, что завтрак уже готов. Мария все-таки была его женой и чувство долга было выше обид. Омлет с ветчиной был проглочен за пролистыванием веб-версии «Коммерсанта». Запив это дело молоком, Сорокин, даже не заглянув в спальню, надел костюм, свежую с вечера выглаженную рубашку, пальто и вышел за дверь. Опять с женой он увидится только вечером.
Стоя на лестничной площадке и закрывая дверь на ключ, он услышал звук открывающейся соседской двери. Дверь приоткрылась и показалась жена Василия Ильина. Они жили на одной площадке, даже в одном тамбуре на две квартиры. В гости друг к другу не ходили из-за разных весовых категорий в табели о рангах, но всегда здоровались и перебрасывались ничего не значащими фразами.
Василия Дмитрий знал лучше чем его жену. Он хотел поприветствовать ее по имени, но так и не смог вспомнить как ее зовут. Поэтому, повернувшись на звук открывающейся двери, он только приветливо улыбнулся женщине.
-- Здравствуйте!
Жена Ильина замешкалась в дверях. Только тут он заметил, что она была одета тепло, но по домашнему. А в руках она держала мусорное ведро с закрытой крышкой. Она собиралась выносить мусор. В их доме, как и по всему Ноябрьску, уже давно не работал мусоропровод. Там, где он был, его просто заварили. И жильцы выносили мусор из своих квартир на улицу и опорожняли ведра в мусорные баки, которые потом вывозились два раза в неделю мусоровозами. Жителей города такое положение вещей особо не коробило, и мэра тоже. Обращений по поводу неработающих мусоропроводов в мэрию не поступало. Поэтому никто ничего не делал. Сам Дмитрий, сколько себя помнил, всегда также помнил что мусоропровод в их доме был заварен. А жил он в этом доме с самого рождения. Так что мусоропроводы, непонятно кем запроектированные и непонятно зачем обустроены в вахтовых городах Заполярья, давно уже не функционировали по назначению. Они воспринимались как часть декора лестничной клетки. Хозяйственные жильцы давно приспособили поверхность крышки мусоропровода под подставку для пепельниц а-ля консервная банка.
Сорокин родился здесь, в Ноябрьске, и всю сознательную жизнь прожил в этой квартире, по соседству с Ильиными. Сюда же Сорокины вернулись после назначения его главой городской администрации. Родители Дмитрия Сергеевича к этому времени давно уже жили в Анапе. Так поступали многие северяне, кому удавалось к пенсии скопить денег чтобы вернуться на Большую Землю. Дмитрию же нравилось жить в Ноябрьске. Он по настоящему любил жить на Севере. Любил простоту и открытость здешних людей, суровость в быту, где нужно было быть сильным, бескрайние просторы. Может быть, он и ненцев полюбил бы, но он сталкивался с ними в своей жизни всего несколько раз. И они были для него чем-то вроде интересного экземпляра зоопарка, но никак не полноценные горожане. Что касается городов типа Москвы или Питера, то они его напрягали и он не любил там надолго оставаться – в отличии от своей жены, которой столичная жизнь с бутиками, клубами и импрезами пришлась более чем по вкусу.
Было плохой приметой выходить на встречу кому-либо с пустым ведром. Ведро жены Василия Ильина явно было полным, но она все равно нерешительно замешкалась в дверях. Она подняла глаза на соседа но ответ на приветствие застрял в горле. На мэра смотрели глаза затравленного, много дней не спавшего человека. Дмитрий вспомнил, что Василий пропал месяц назад после возвращения с вахты. Позвонил, сказал что скоро будет – и пропал. Не дошел. Как сквозь землю провалился. Растворился в воздухе. Никаких свидетелей, ничего.
Сорокин не знал какого это – быть близким родственником пропавшего без вести человека. От одной мысли, что его может постигнуть такое горе спину продрал мороз. Не дай Бог кому такое пережить. Ведь неопределенность и неизвестность – хуже всего. «Интересно, переживала бы Мария в такой ситуации так же как переживает жена Ильина? – неожиданно мелькнула в голове шальная мысль. В слух же Сорокин спросил с искренним сочувствием совершенно иное:
-- Василий так и не объявился?
Несчастная женщина не нашла сил ответить. При одном упоминании о муже слезы вновь брызнули из глаз. Она опустила голову и молча заплакала. И только подрагивающие плечи говорили о ее состоянии. Руки до белизны в костяшках пальцев сжали пластиковую ручку мусорного ведра.
Дмитрий поставил свой портфель на пол, подошел к женщине и обнял ее за плечи. Мусорное ведро оказалось между ними. Наверное, оно даже воняло, но мэру города не было до этого никакого дела. Он был слишком молод и не разучился еще сочувствовать чужому горю. По настоящему сочувствовать, а не произносить с видом идущего на крест Христа фальшивые соболезнования. Люди это чувствовали. Именно поэтому он был народным мэром. И этот титул придумали не пиарщики, а сами люди, сам народ. Народ, который в принципе относился с недоверием к любой власти.
-- В полиции говорят что-нибудь?
Ильина отрицательно покачала головой под мышкой у мэра. Наконец, она нашла силы взять себя в руки. Она осторожно отстранилась от него. Ведро спрятала за спину. Слезы больше не текли по впавшим щекам. Она подняла на Дмитрия глаза и на него теперь смотрели глаза человека, только что похоронившего самого близкого родственника, свою вторую половину. «А ведь он наверняка уже давно мертв, -- пронзила мозг страшная догадка. – И она это прекрасно понимает.»
-- Они даже заявление не хотели принимать. – глухо прошелестела жена вахтовика. – Участковый неделю от меня отмахивался. А сейчас трубки не берет.
-- Как так? – искренне удивился Сорокин.
-- Вот так, Дмитрий Сергеевич. – горько усмехнулась женщина. – Кто Вася такой чтобы его искали сломя голову? Никто. Никому он не нужен кроме нас – меня и детей.
И, оперевшись о косяк, снова зарыдала. Потом отстранилась, сделала шаг назад обратно в квартиру и закрыла за собой. Сквозь закрытую дверь Дмитрий слышал удаляющийся плачь.
«Безобразие! Как это – не хотел принимать заявление? И трубку не берет. Да кто он такой этот участковый?!»
Сорокина разобрала настоящая ярость. Как так можно?! Он не находил себе места от возмущения. Перепрыгивая через ступеньку, он сбежал вниз как будто кто за ним гнался. В доме был лифт, но мэр редко им пользовался, поднимаясь и спускаясь обычно пешком.
Сев в машину мэр сверился со своим расписанием на сегодня. Отлично, до двенадцати ничего не было существенного. Ну что ж, посмотрим на этого вершителя человеческих судеб, подумал Сорокин.
-- В ОВД, -- скомандовал мэр. Номер участкового был в его записной книжке, он нажал на вызов, но даже после десятого гудка никто не снял. Возможно, номера мэра у участкового не было. А может, он просто всех игнорировал. Это еще больше разозлило градоначальника.
Визит мэра в ОВД без предупреждения с утра пораньше, перед самым разводом, наделал шороху. На КПП дежурный закрыл и открыл глаза как будто думая что фигура мэра перед пуленепробиваемым стеклом – это от переутомления. Но видение никуда не исчезло, а приказало строгим тоном:
-- Пропустите меня немедленно, я – глава городской администрации. Мне нужен участковый Бокий. Он на месте?
Дежурный вытянулся во фрунт. Хотел было отдать честь, но вовремя вспомнил что гражданским честь не отдают. Форменная фуражка лежала на сейфе, а к пустой голове тоже руку не прикладывают. Дежурный нажал на кнопку и турникет разъехался в стороны, пропуская мэра внутрь здания. Документы у градоначальника никто, разумеется, проверять не стал и в журнал посетителей его также не занесли.
-- Налево, кабинет 106, -- услышал Сорокин за спиной. Хотя и без подсказки рано или поздно отыскал бы нужный кабинет, благо все они были снабжены именными табличками – с ФИО, званием и должностью.
Сорокин все же был интеллигентом и даже ярость не смогла сделать из него быдло. Найдя нужную дверь, он постучал. Но никто не ответил. Он постучал сильнее. Снова тишина. Тогда он забарабанил кулаком что есть силы. Это дало результат, но только не изнутри, а снаружи.
-- Эй, че лупишь как потерпевший? – раздался резкий голос за спиной. Но когда барабанщик обернулся и участковый Бокий узнал в нем мэра – как то весь сразу потерялся, глаза забегали. Он в руках держал электрочайник и теперь не знал куда его деть. И хоть они лично были не знакомы, Бокий узнал главу городской администрации. – Извините, Дмитрий Сергеевич.
-- Значит, так Вы общаетесь с потерпевшими?
Участковый забормотал что-то нечленораздельно-извинительное, судорожно ковыряясь в замочной скважине. Когда дверь, наконец, была открыта, Бокий пропустил мэра вперед, пододвинул стул чтобы сердитый начальник мог сесть за стол, а сам стал судорожно выискивать в памяти ситуации из-за которых мог бы вызвать гнев городских властей. А в том, что ярость Сорокина именно в его адрес – он ни сколько не сомневался. Это было видно невооруженным взглядом. Но память, как назло, не выдавала ничего что могло бы хоть отдаленно иметь отношение к городским властям.
-- Могу я Вам предложить чай или кофе?
В ответ Сорокин молча смерил участкового взглядом. Среднего роста, около сорока, плотный, толстозадый. Морда лоснится как у кота -- не то от сала не то от похмелья. Хитрые глаза лизоблюда. Неприятный тип. Лейтенантский китель был заношен и сидел на нем как будто был на размер меньше.
-- Я хочу узнать у Вас что по обращению жены Василия Ильина.
-- Ильина? – наморщил лоб Бокий, пытаясь вспомнить кто это. – Фамилия знакомая. Ильин… Ильин…
-- Он пропал без вести почти месяц назад. А вы отказывались у его жены принимать заявление.
-- Я? Отказывался?! – почти искренне удивился Бокий. – Это наговор, клевета. – и стал рыться в столе. Он вспомнил, наконец, о ком речь. Но как этот вахтовик может быть связан с мэром? Где один а где другой?
Когда эта нудная баба достала его с пропажей своего мужа-алкаша он дал ей, в конце концов, бумагу чтобы она написала заявление, а потом выпроводил. Она еще какое-то время донимала его звонками, но он морозил ее по жесткому, игнорируя все звонки и смс. Это дало результат. Последнюю неделю звонить она тоже перестала. Но заява ее должна быть где-то в столе. Только бы не выкинул когда порядок наводил перед выходными.
Наконец, поиски дали результат. Заявление было найдено, извлечено на свет Божий и чуть ли не торжественно двумя руками вручено мэру.
-- Вот ее заявление. Я принял его как и полагается, опросил…
-- Когда приняли?
-- Вон, там дата есть. В верхнем углу.
-- А когда ее муж пропал?
Участковый молчал. Он не мог вспомнить потому как, по правде сказать, даже не читал эту чепуху. Не дождавшись ответа, Сорокин нашел нужное место в заявлении и ткнул в него пальцем:
-- Вот дата когда Василий Ильин не вернулся домой. Хотя он вернулся в Ноябрьск вместе со всеми. А вот дата принятия заявления. И разница между ними – одиннадцать дней. Полторы недели!!! Вы хотите сказать, что она две недели ждала-ждала мужа и, не дождавшись пришла к вам на одиннадцатый день? Так что ли?
Бокий только развел рукам:
-- Может, забухал где с корешами после вахты, -- неуверенно начал Бокий, но Сорокин не дал ему договорить.
-- А что, Ильин – алкаш? Приводы были, на учете состоит, в ЛТП лечился? Откуда такое предположение, на чем основано? Молчите? А даже если и злоупотреблял человек спиртным – что, его искать не надо? Почему заявление не принимали столько времени?
-- Да принял я, -- неуверенно пытался оправдываться участковый. Но чувство самосохранения не позволяло ему нагло врать главе городской администрации прямо в глаза. Понимал, что если поймают на вранье – могут так накастылять что и погоны не долго потерять. – Пришла, написала… Вот же заявление перед Вами. Дата, опять же…
-- То есть Вы хотите сказать, что жена Василия Николаевича не пыталась раньше заявление написать? И не приходила к Вам?
-- Как есть говорю….
Сорокин, которому надоело слушать эти дурацкие отмазоны, резко встал и вышел из кабинета. Через несколько минут он вернулся вместе с дежурным, который тащил с собой журнал посещений, испуганно таращась то на мэра, то на участкового.
Мэр раскрыл журнал с дня пропажи Ильина и, находя нужные записи, тыкал в них пальцами. Бокий хмуро смотрел на эти записи и чувствовал что перспектива лишится погон становилась все более и более очевидной.
-- Вот, Ильина Л.Б. Любовь Ильина, -- по инициалам Сорокин, наконец, вспомнил как звали жену соседа. – Была у вас четырежды. И первый раз – на следующий же после исчезновения мужа. Зачем она приходила?
-- Наверное, потому что муж пропал… - промямлил Бокий.
-- И что, заявления писать не стала? Пришла, поболтала, ушла? Так что ли?
Участковый молчал. Мэр сверлил его взглядом полным ненависти. Дежурный к этому времени, пользуясь тем что на него не обращают внимания, по тихому забрал журнал и сдернул с кабинета. И на всякий случай тут же позвонил полковнику Реухову, начальнику ОВД.
Не дождавшись ответа, Сорокин продолжал:
-- А мне вот жена Ильина говорит что вы отказывались у нее принимать заявление. Она несколько раз пыталась его написать но вы всякий раз ей отказывали.
Была не была, решил Бокий. Набрав воздуха, участковый, казалось, еще больше раздулся. На его лице появилась мина обиженного необоснованным обвинением человека.
-- Дмитрий Сергеевич, это все клевета. – Приложил руки к груди участковый, как бы надеясь что это придаст больший вес его оправданиям. – Как и положено, в трехдневный срок была проведена проверка, но так как она ничего не дала – было продление еще на десять суток.
-- И что нашли? Кого-нибудь опросили? Есть хоть чьи-то показания?
-- Работаем, Дмитрий Сергеевич…
-- Совсем за дурака меня считаете, да? – недобро улыбнулся глава администрации. – Ладно, сейчас все расставим на свои места.
С этими словами Сорокин достал телефон и набрал номер. После этого нажал на громкую связь и в комнате стали слышны сигналы вызова.
-- Вы звоните его жене? – спросил Бокий.
-- Сейчас узнаете, -- со злорадством произнес мэр.
Трубку сняли и на том конце провода ответил мужской баритон.
-- Мы на громкой связи. – предупредил Сорокин. – передо мной участковый Бокий. Он принял заявление у жены пропавшего Василия Ильина но только на одиннадцатый день. Представьтесь, пожалуйста, чтобы он понимал с кем сейчас будет общаться.
-- Беседин Матвей Иосифович, -- У Бокия после этого совсем подкосились ноги. – Городской прокурор.
-- Спасибо, Матвей Иосфович. Господин участковый утверждает что заявление не принимал так как три дня проводилась какая-то проверка.
-- Это полная чушь. Согласно приказу Генерального Прокурора от 1999 года после получения заявления о пропаже человека сразу же возбуждается уголовное дело по статье 105 часть 1 (*197*) . Но я не нахожу это дело у себя в базе. Вы можете мне продиктовать номер с талона о регистрации?
Но Бокий молчал. Номер он продикотовать не мог так как не было и самого талона. И прокурор понял его правильно.
-- Все ясно. – хмыкнул Беседин. – Талона, так понимаю, нет. Дмитрий Сергеевич, судя по всему никто вашего соседа не ищет. Заявление просто приняли чтобы она отстала и положили в стол. Хода ему не дали. Чтобы висяков не множить. Правильно, товарищ Бокий?
Но Бокий уже весь пошел пятнами. Слова “вашего соседа никто не ищет” были последней каплей. Участковый понял что после этого его ничто не спасет. Но кто ж знал…
-- Вы совершили вопиющий проступок! – прокурор продолжал еще сильнее вгонять его ниже плинтуса. – Это даже не халатность, это должностное преступление. Увольнением из органов Вы не отделаетесь, это я Вам обещаю.
Обстановка накалилась до предела. По телефону прокурор рисовал перспективу небо в клеточку, напротив стоял мэр, который буравил его таким взглядом, что как будто этот потеряшка был его отцом. И выхода из сложившей ситуации он не видел. Хотел достать ствол и застрелиться.
Внезапно в действе появилось еще одна фигура. В кабинет участквого широким шагом зашел полковник Реухов и плотно закрыл за собой дверь. Все это время, оказывается, дверь кабинета была открыта и по ту сторону уже собралась порядочная толпа зевак.
-- Доброе утро, Дмитрий Сергеевич, доброе утро Матвей Иосифович, -- полковник поздоровался с мэром за руку, а также кивнул телефонной трубке где на громкой связи висел городской прокурор. – Полковник Реухов, начальник Отделения внутренних дел. Я уже в курсе ситуации, дежурный мне обрисовал в общих чертах. Я во всем разберусь, участковый будет наказан. Я сейчас же издам приказ об отстранении.
Бокий уже сидел обхватив голову руками и ни на что не обращал внимания. Все, карьере его пришел конец. Теперь уж точно. Реухов покрывать его не будет. Сам с него сорвет погоны чтобы свои звезды сохранить.
-- Бокий! – окликнул его начальник ОВД. – Сдайте мне удостоверение, табельное оружие и ключ от сейфа. Немедленно. Вы отстранены от выполнения должностных обязанностей.
Участковый был как в трансе. До конца не верилось, что так хорошо начинавшийся день превратился в крах всей его жизни. Он как в замедленной съемке достал все, что потребовал начальник. Реухов собрал все это и распихал по карманам. После этого он взял мэра под руку и пригласил к себе в кабинет, чтобы там обсудить сложившуюся ситуацию.
Бокий сидел какое то время в одной позе – уронив голову на стол и обхватив ее руками. Он потерял счет времени. Десять минут, почаса, час – он не знал. Никто за это время не заглянул к нему в кабинет. Раньше бы дверь хлопала без перерыва. Но после утреннего катаклиазма к нему вряд ли кто осмелится подойти. Для остальных он теперь как прокаженный. Он больше не мент. Он теперь бывший мент. Да еще и с перспективой срока. Хуже не придумаешь.
В кармане завибрировал телефон. Телефон звонил долго, но Бокий не хотел ни с кем разговаривать. Однако звонки были очень настойчивы, и в конце концов бывший участковый достал аппарат. Оказывается, все это время до него пытался дозвониться его бывший одноклассник Виталик, который теперь трудился в горпрокуратуре и ни много ни мало сумел взабраться по лестнице до должности зама. Именно Виталика прочили в городские прокуроры после того как Беседин уйдет на заслуженный отдых.
Бокий не удивился звонку. Уже знает, понял он. Оно и не мудрено – совсем недавно он имел разнос от его, Виталика, шефа. И хоть с Виталиком они не были близкими друзьями, но Ноябрьск – город мальенький. И пересекались не то чтобы часто, но все же случалось.
-- Старик, я только что от Беседина. – без предисловий начал Виталик. – Требует начать в отношении тебя межведомственную проверку. Гестапо (*198*), я так понимаю, тоже задействуют. Что стряслось у тебя?
Бокий рассказал о том что призошло у него в кабинете утром. Не упустил и своего отстранения.
-- Да, дела. – с равнодушным сочувствием выдал заместитель городского прокурора.
-- Реухов сам меня бы взгрел если бы я провел ту заяву чин чинарем. – пожаловался Бокий. -- Это же глухарь стопроцентный! А я крайний теперь буду. Все на меня свалят. Кто ж знал что этот Ильин – сосед самого мэра? И кореш его походу. Пипец просто.
Виталик оживился, услышав фамилию.
-- Как ты говоришь зовут твоего потеряшку?
-- Ильин Василий Николаевич, 1969 года рождения. – напряг память бывший участковый и горько пошутил на последок: -- А что ты так интересуешься? Тоже твой кореш, что ли?
После раговора с Бокием Виталий крепко задумался. Нет, Ильин не был его приятелем. Он не знал его и никогда не видел. Но именно это имя он передал в Москву когда там интересовались писателем, накатавшем заяву о многомесячной задержке зарплаты. Он нашел то заявление и еще раз сверился. Все совпадало. Заявителя звали Ильин Василий Николаевич, 1969 года рождения. И точно также звали потеряшку из-за которого сейчас полетели погоны у его приятеля участкового. И пропал этот Ильин три недели назад –через неделю после того как он передал в Москву копию заявления того самого Ильина. Интересный поворот. Что же делать?
Ваша карьера завтра зависит от Вашего понимания ситуации сегодня.
Виталик принял решение и набрал номер заместителя генерального прокурора России.
-- Помните писателя, которым Вы интересовались? Которому зарплату полгода “Хангаз” не платил. Да, Ильин. Так вот, оказывается, он пропал без вести. В нашей полиции не захотели еще один висяк вешать себе на шею и не давали ходу заявления о пропаже. Но сегодня наш мэр заявился в ОВД и устроил там настоящий разнос по этому поводу. Походу, они были близки. Точно известно что были соседями. Но я не могу себе представить чтобы целый мэр так заступался за простого роботягу, пускай и соседа. А Матвей Иосифович поручил мне создать межведомственную проверку по этому поводу с привлечением УСБ. И взял дело под свой личный контроль.
-- Даже так? Спасибо за информацию. Я рад что в Вас не ошибся.
-- Какие мои действия?
-- Выполняйте распоряжения начальства. И держите нас в курсе.
В трубке послышались короткие гудки. Он звонил со своего смартфона. Залез в прилоржение-диктофон, и проверил. Да, запись состоялась. Хрен его знает как оно все обернется…
Ваша карьера завтра зависит от Вашего понимания ситуации сегодня.
ПРИМЕЧАНИЯ к Главе 38
*197*. Умышленное убийство.
*198*. ГЕСТАПО (полиц. жарг.) – Управление Собственной Безопасности МВД РФ.