top of page

Это текст. Нажмите, чтобы отредактировать и добавить что-нибудь интересное.

Сергей Патаев

ЧЕРНЫЕ СЛЕЗЫ

Глава 39

Городской прокурор Матвей Иосифович Беседин был категорически не согласен с оценкой своего молодого партнера по заговору событий, связанных с нежеланием городской полиции искать Василия Ильина.

 

-- Я не считаю что дело о пропаже Ильина не завели по чьей-то злой воле. Это обычная практика. Увы, но завести дело – значит, ухудшить показатели. Это потенциально не раскрываемое преступление. Глухарь. А это не нужно никому.

 

-- Но пропал-то именно Ильин! Человек, который написал заявление, развязавшее нам руки. Написал по моей просбе! По моей!!!

 

Беседин вздохнул и развел руками. Как обяснить человеку если он не хочет понимать?

 

-- Кто ему сказал не принимать заявление? Реухов? – не унимался глава городской администрации.

 

Мэр нервно мерял пространство перед сценой. Они находилсь одни в актовом зале городской прокуратуры, куда Сорокин приехал сразу после истерики закатанной в ОВД. Реухов клятвенно убеждал городского голову что нерадивый участковый вылетит вон с волчьим билетом, а он, начальник ОВД, возьмет дело пропавшего соседа мэра под личный контроль. Сорокин не сомневался что так оно и будет. Козел отпущения уже назначен, раздуют показуху, но время уже упущено! Если человека не нашли по горячим следам – вероятность того что его найдут сейчас была равна нулю.

 

Сорокин винил себя в этом. Если бы он не втянул Василия в эту историю тот, скорее всего, был бы сейчас дома с женой и детьми. Он нутром чувствовал что исчезновение соседа не просто так. Не был Ильин ни гулякой, ни авантюристом, ни запойным пьяницей. Работа – дом, других маршрутов у него не было. Он приехал с вахты, шел домой, Даже жене позвонил чтобы ужин разогревала. И не дошел. Пропал.

 

Реухов увел его из кабинета участкового в свой кабинет. Далее начались ритуальные танцы с выполнимыми угрозами в адрес проколовшегося старлея и невыполнимыми обещаниями по поводу розыска пропавшего человека. Реухов крайне сокрушался по поводу того что Дмитрий сразу не обратился к нему когда стало известно что его друг не пришел домой. Меры были бы приняты незамедлительно.

 

После таких заверений Сорокину захотелось дать полковнику в морду. Но это был не его метод. Дмитрий Сергеевич был по натуре пуделем, не бульдогом. Скандал закатить – да, но на силовые действия – нет. На это он был не способен. Да и ненормально это когда глава города бьет главу полиции, пускай и за закрытыми дверями.

 

-- Не друг он мне, -- в сердцах произнес мэр. – Он – ГРАЖДАНИН РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ! Он попал в беду, пропал без вести, а Вы проявляете преступную халатность. Как вы сейчас, через две недели, собираетесь его искать?

 

-- Все так, -- кивал головой Реухов. – Но все же вы хлопочите за него. Надо было сразу ко мне обратиться, напрямую…

 

Сорокин понял что этот разговор бесмысленен и отправился в городскую прокуратуру. Беседин не удивился его появлению, но решил что крайне опрометчиво было бы разговаривать в кабинете по их тайному делу. А то что мэр взволнован утренними событиями и в горячке собирается обсуждать именно этот вопрос горпоркурор не сомневался. Беседин помнил как совсем недавно он устанавливал жучок в рабочем кабинете Груздева. Не мог он быть увереным в том, что такого жучка нет и в его рабочем кабинете. Каждый судит по себе. Поэтому прежде чем молодой мэр успел открыть рот и что-то сказать он успел вытолкнуть его в корридор и увел в актовый зал, заперев дверь зала за собой на ключ чтобы исключить любые неожиданности.

 

И вот теперь он сидел в первом ряду на откидном кресле, а мэр, не в силах сдерживать свою кипучую энергию и рвавшееся наружу возмущение, маячил перед его глазами взад-врепед.

 

-- Я не думаю, что конкретно Реухов позвонил этому участковому и сказал чтобы тот не принимал заявление у жены Ильина. В этом как раз таки нет ничего удивительного. Все укладывается в рамкки палочной системы. Нет заявления – нет дела, по которому надо рвать жопу. Ведь по заявлению надо проводить какую-то работу. Обходы, свидетелей опрашивать, рапорта писать. А у этого Бокия, как я думаю, и без того было чем заняться. Расчет был на то что забухал Ильин после вахты. И вот-вот появится. Только подождать надо.

 

-- Но Вы же сами по телефону сказали что он ОБЯЗАН был возбудить уголовное дело по убийству сразу как только Ильина обратилась в полицию.

 

-- Да, так должно быть по УПК. Но на практике все иначе. Возбужать, потом отказывать – это куча работы. Бумажной. Следователя привлекать надо. А как потом они, эти потеряшки, появляются – начинается обратное движение. Время зря потеряно.  

 

-- Вы никак защищаете этого участкового!

 

-- Нет, я просто объясняю Вам как устроена система. И почему я не считаю что Бокий как то замешан в исчезновении Ильина, покрывает кого-то. В его поведении ничего удивительного нет. Как раз удивительным было бы если бы он принял заявление с первого раза и возбудил уголовное дело. Его бы Реухов выгнал тут же за профнепригодность.

 

“Надо было сразу ко мне обратиться, напрямую”

 

-- Это ужасно. В какой стране мы живем! Для чего же тогда полиция?

 

Беседин в ответ только рукам развел.

 

Мэру надоело ходить и он уселся на откидное кресло рядом с прокуром.

 

-- Ок. Злого умысла не было. Посто разгильдяйство. Ладно, попробуем принять это. Но человек пропал! И пропал сразу после того как заявление написал! Кстати, кроме него были ли еще заявления? Может кто сам приходил?

 

-- К нам – нет. Может, кто напрямую в трудовую комиссию носил – не знаю. Но тоже думаю что нет. Мы бы знали. Работаем с трудовой комиссией в плотном контакте по этому делу. У нас с ними здоровые рабочие отношения. Они понимают, что другие заявления усилили бы наши позиции. Нет, я думаю что у них тоже ничего нет. У нас только одно заявление – от Ильина.

 

-- А накопали много?

 

-- Достаточно чтобы дело возбудить. Теоретически реализовываться можем начать хоть завтра.

 

-- Что тогда мешает?

 

-- Просто дело возбудить – это не проблема. Тут Груздева закрывать надо. Если он останется на свободе – бессмыслено все это. Он развалит это дело.

 

-- А из тюрьмы не сможет? С его-то возможностями.

 

-- Может, и сможет. Но вы же говорили что нам важен резонанс. Чтобы по телевизору показали, в газетах написали.

 

-- Да. Важен резонанс. Общественное мнение будет на нашей стороне. Сейчас Груздев на свободе, все бояться писать заявление. По понятным причинам мы не афишировали кем и то единственное заявление было написано. Я обещал Ильиину что его имя в тайне останется.

 

-- Заявление не выходило за пределы прокуратуры. Его видели только я и два моих зама. Даже в трудкомиссии его не видели.

 

-- Но где то протекло.

 

-- Не факт. Может, Ильин сам где проболтался.

 

-- Кому?

 

-- Козлову, например. Или Вас все же опознал кто-то из скупщиков акций. Тогда, когда Вы вместе приезжали продавать акции, возможно, Вас не узнали. А потом увидели по местному телевизору или в газете – и все сложилось.

 

Сорокин с сомнением посмотрел на прокурора, но никак не прокоментировал. Хотя в душе он был согласен с Матвеем Иосифовичем – это действительно был необдуманный поступок, совершенный на скорую руку. В нем вполне могли опознать мэра. И если не сразу (а сразу, похоже, все таки не узнали), то в последстии. Беседин прав. Случайное фото в газете, сюжет новостей на местном канале. Как глупо! Неужели это он сам виноват в том что исчез его сосед? Об этом не хотелось думать, но все указывало на то что дело обстояло именно так.

 

Сорокин прервал затянувшееся молчание:

 

-- Так когда начинаем по Груздеву?

 

-- Мы – прокуратура, мы осуществляем надзор. Дело должен возбуждать Следственный комитет. Мы можем передать материалы в СКР, но, боюсь, они их похоронят. Надо на Ярошевича выходить. Кто с ним говорить будет? Мне бессмысленно с ним общаться, у наших ведомств натянутые отношения. Вы говорили что Вы возьмете этот вопрос на себя.

 

-- Да, говорил. – вспомнил Сорокин. – Но я говорил что беру суд на себя. А на Ярошевича надо выходы искать. Попробую через крестную жены зайти. Я думаю, у них должен быть контакт. Все таки  каждый раз СКР выходит в суд за мерой пресечения. Не может не быть чтобы эти самые меры выносились без предварительного обсуждения.

 

“В какой стране мы живем?” – Беседину вспомнилось недавное удивление мэра по поводу цаярящего в полиции беспредела. Он усмехнулся про себя, но в слух ничего не сказал.

 

-- Что касается Груздева то я с ней уже все предварительно обсудил. Суд без проблем утведит ту меру пресечения которую попросит СКР.

 

-- Осталось чтобы СКР во все это согласился ввязаться.

 

-- Вы же говорите что материала достаточно для возбуждения дела.

 

-- Да, достаточно. Но чувство самосохранения тоже никто не отменял. Как увидят слово “Хангаз” – могут испугаться. Не все такие смелые как Вы, Дмитрий Сергеевич. Испугаются и пошлют вас на три буквы.

 

Сорокин удивленно вскинул брови.

 

-- В Ф-С-Б. – пояснил городской прокурор, тщательно выговарвая каждую букву.

 

-- А при чем тут ФСБ?

 

-- “Хангаз” – это нефть. А нефть – это политика. А там где политика – там всегда государственная безопастность. Не думаю что они будут сидеть и смотреть. Я думаю, что они сразу подключаться. Как минимум – дадут свое оперативное сопровождение. Максимум – вообще заберут дело себе.

 

Сорокин всплеснул руками:

 

-- Так это же просто замечательно! Я думаю, они нароют еще больше чем Вы. У нас ведь сейчас борьба с коррупцией на всех уровнях. Борются с чиновниками-казнокрадами. А “Хангаз” на половину государствнный. Налицо нецелевое использование средств. Создание напряженной обстановки в обществе. Целый город на грани забастовки. Только спичку поднеси.

 

-- Груздева как раз таки антикризисным менеджером государство и назначило. – напомнил Беседин.

 

Но Сорокин только отмахнулся:

 

-- Это не имеет значения. Нам главное его закрыть. Создать нужный информационный фон. Я думаю, люди понесут завяления о задержке зарплаты только тогда когда Груздева покажут по телевизору в наручниках. Сейчас бояться. И прессу подключим – местную и федеральную, чтобы не замяли. Нам чего бояться? Прокуратура реагирует на заявление о задержке заработной платы. В результате проведенной проверки вскрылись вопиющие нарушения. Все ведь по закону! Никакой нефти, никакой политики – только массовая задержка заработной платы и нецелевое использование средств.

 

-- Ладно, решайте с Ярошевичем. – поднял руки городской прокурор.

 

-- Матвей Иосифович, только у меня будет одна просьба к Вам.

 

-- Какая?

 

-- Нам нужна картинка для федерального канала. Я привезу сюда журналистов с ТВН. Вы же знаете, это второй по популярности общероссиский канал. К тому же частный, не государственный. А я знаю одну репортершу из новостей, она как раз специализируется на проишествиях. Она приедет если я ей дам горячий материал. Будут транслировать в прямом эфире арест Груздева. Сразу пройдет по федеральному каналу в новостях. Чтобы замять потом было невозможно.

 

-- Вам надо реалити-шоу снимать, -- усмехнулся Беседин. – Хорошо, согласуем дату. – он был не против журналистов. Действительно, показанный по центральным каналам арест топ-менеджера крупной полугосударственной структуры сложнее замять будет чем если бы этот арест произвели в тихаря.

 

Они направились к выходу. У самых дверей Матвей Иосифович замешкался.

 

-- Дмитрий Сергеевич, -- проговорил он с сомнением. – Вы уверены что нам нужно делать этот накат на Реухова? С привлечением прокуратуры, УСБ? Мы можем испортить с ними отношения. На пустом месте. Я не думаю что Реухов или этот участковый как то замешаны в исчезновении вашего соседа. А после Вашего сегодняшнего разноса, я думаю, они и так зашевелятся.

 

-- Не думаю. Может, они не причастны к исчезновению. Может, они не связаны с теми, кто помог Ильину исчезнуть. А я по прежнему уверен что Василий Ильин исчез не по своей воле. Не думаю, что он еще жив. Я думаю, его убили. Чтобы лишнего не болтал. Но человек пропал! У него жена, двое детей. Вы знаете, что это такое – когда твой близкий не пришел домой? И не известно где он и что с ним?

 

Беседин молчал. Сорокин продолжал, распаляя захвативнее его еще с утра праведное возмущение еще больше.

 

-- Я тоже, слава Богу, не знаю что это такое. И дай Бог нам узнать. Но я сегодня на лестничной площадке столкнулся с его женой. Я видел ее глаза. Это невозможно передать. Как они теперь будут жить? Как будут жить его дети? Им в один миг поломали жизнь. И за это никто не ответит?

 

Беседин по прежнему молчал. Жаль, что Сорокина не переубедить. Да, он прав, Ильин, скорее всего, уже мертв. И, скорее всего, его исчезновение связано именно с этим заявлением. Но также он был уверен в том, что Реухов теперь действительно приложит все усилия к расследованию этого дела. Только этим уже ни Ильину, ни его семье не поможешь. Если сработали профессионалы – тело не найдут никогда. И начни Бокий рыть землю сразу после первого обращения Ильиной – это тоже, по разумению Матвея Иосифовича, ничего бы не изменило. Беседин все это понимал потому как прожил жизнь. И в жизни и в работе всегда привык руководствоваться здравым смыслом. А его молодой товарищ по заговору еще не до конца избавился от наивных иллюзий. Но хуже всего, что им движет сейчас месть. А месть застилает разум. И никогда месть не была хорошим попутчиком в серьезных делах.

 

Не дождавшись ответа Сорокин сам ответил:

 

-- Нет, Матвей Иосифович. За это должен кто-то ответить. И ответит тот, кто обеспечивает порядок на улицах нашего города. Они живут на наши с Вами деньги. Да, мы в России, и у нас еще не скоро власти будут отчитываться перед налогоплательщиками, простыми людьми. Но это НАШ город. И я здесь – глава администрации. И я не позволю красть людей средь бела дня. Никому не позволю. А также не позволю сидеть на наших хребтах и ничего не делать тем, кто должен бороться с этим и предотвращать это. Поэтому давим их! С прокуратурой, с УСБ. С осиновым колом, если на то потребуется.

 

Беседин молчал. Он просто смотрел в глаза мэру. А тот смотрел в глаза ему. И так они стояли и смотрели друг на друга. Один – с неодобрением, другой – с праведным гневом. И никто не отвел взгляда первым.

 

-- Я обещал его жене что найду его, -- наконец, ответил Сорокин. После этого открыл  дверь актового зала и стремительно вышел наружу.

 

-- Как бы нас не расстроила его находка больше чем его пропажа, -- буркнул себе под нос Беседин и вышел следом.

bottom of page